Гэй Тализ: самый медленный лифт в Нью-Йорке

Писатель Гэй Тализ, стоя на первом этаже нью-йоркского Hunter College, увлечённо ругается на лифт, который никак не заберёт его читать лекцию студентам факультета журналистики. Он нетерпеливо крутится на месте, снова и снова раздражённо нажимает на кнопку и осматривается по сторонам. Проплывающие мимо задерживают на нем взгляд: роскошный седовласый старик, высокий и подтянутый, в дорогом костюме-тройке — сегодня на нём сшитый на заказ тёмно-зелёный твидовый пиджак, сорочка в полоску, золотистый галстук, кремовый жилет, запонки, тренч, и шляпа-федора, одна из 60 в его коллекции. Он выделяется на общем фоне растянутых худи и клубных бомберов, и именно в этом его секрет. Прямо сейчас ему нужна информация, и неизменный денди-прикид, как обычно, ему в этом поможет. Тализ обращает взор на молодую девушку, терпеливо ждущую лифт в углу.

— Вы студентка? — без предупреждения нависает над ней писатель. Девушка, вжавшись в угол, молча кивает. — Да? Вы здесь учитесь? — Она продолжает кивать. — Это единственный лифт в этом здании? Вы когда-нибудь им пользовались? Он вообще работает? Точно? Почему он так долго едет? Он всегда так долго ездит?

Тализ возмущён: в этом великом городе, где лифты разгоняются до 36 с половиной километров в час, ему достался самый медленный. В коридоре становится совсем тесно — к нам присоединяется медик пожарной службы с двумя огромными красными мешками. Тализ переключает внимание и немедленно заводит с ним разговор — к моменту, когда двери кабины наконец открываются, он уже знает имя пожарного, зачем нужны мешки (в них мобильные аппараты для тренировки сердечно-легочной реанимации) и где пройдёт демонстрация. Если бы этот чёртов лифт застрял, Тализ смог бы написать про жизнь пожарного текст, но мы благополучно добираемся до нужного этажа. Писателю нужно читать лекцию.

Ведущий вечера, представляя Гэя Тализа публике, сразу же оговаривается — конечно же, наш гость не нуждается в представлении; вы и так прекрасно знаете, кто это. В зале народа немного, но все исключительно самоотверженно кивают. Тализ — живая легенда, человек, который в 1960-е создал «новую журналистику», предполагающую радикальный подход к материалам: вместо сухого инфостиля — приёмы, заимствованные из большой литературы: сцены, диалоги, описания, внутренний монолог, переключение между первым и третьим лицами. Его документальные тексты и книги до сих пор изучают во всём мире (удивительно, но эта книга — первый сборник его работ на русском языке; в России Тализ пока неизвестен). Один из последних живых гигантов американской нонфикшн-прозы прошлого столетия, он вдохновил людей, которых принято считать образцовыми литераторами и репортёрами: Нормана Мейлера, Трумана Капоте, Джоан Дидион, Джорджа Плимптона, Джин Стайн, Терри Саузерна и других. Он тратит десятилетие на сбор материала для каждой новой книги — и умудряется залезть к своим персонажам в голову, под кожу, изучить их насквозь.

Представляя Тализа, ведущий опускает важные, но не самые приятные детали — перед студентами стоит проклятая звезда американской журналистики, упрямый и своевольный человек, чья харизма обезоруживает, но чьи книги вызвали множество скандалов. В феврале 2024 года Тализ отпраздновал 92-летие, и сегодня он, как пишет Paris Review, занимает уникальное место, оставаясь одновременно легендарным и непонятым. Его нон-фикшн «Чти отца своего» лёг в основу сериала «Клан Сопрано». Из-за книги «Жена твоего соседа», ради которой он несколько лет управлял салоном эротического массажа и посещал свингерские колонии во время секс-революции 1970-х, его отменили и на время бросила жена. А портретный очерк «Фрэнк Синатра простудился», для которого он так и не смог поговорить со знаменитым певцом, уже полвека называют лучшим журнальным текстом в истории.

Тализ от всех этих регалий только отмахивается — ему никогда не нравилось прозвище «Отец новой журналистики», которым его наградил друг и писатель Том Вулф, ему плевать на почести, плевать на проклятия — по крайней мере, он так заверяет. Тализ во всё это ввязался, чтобы рассказывать истории обычных людей и их неудач, и сегодня он ответит на любые вопросы из зала — конечно же, сведя всё к нескольким истинам, которые он из раза в раз повторяет во всех беседах, выступлениях и интервью. Первая истина — он с детства изолирован от других, всю жизнь был и остается аутсайдером, который знает, что у каждого есть история, и ему важно её вытащить — потому что, если он не расскажет эти истории, их не расскажет никто. Вторая — он умеет доставать из людей эти истории, потому что родился в семье портного-эмигранта, вырос в ателье, и это научило его всё слышать и хорошо одеваться, что позволяет разговаривать с кем угодно. Третья — в своей работе он всегда щепетильно ищет ответ на один простой вопрос: каково быть вами? Как вы справляетесь с вашими неудачами, проигрышами, тем, что вас презирают или неверно поняли? Чем вы это компенсируете? «Большинство людей поглощены только собой, — сказал мне как-то Тализ. — Они никогда не подумают о вас. Но я подумаю».

Гэй родился 7 февраля 1932 в Оушен-Сити, штат Нью-Джерси, в семье итальянских эмигрантов. Родной город он запомнил консервативным, протестантским и правым: алкоголь под запретом, на океанский пляж нельзя выйти без рубашки, всё подчинено религиозным порядкам, на улицах действует ячейка Ку-Клукс-Клана. Именно здесь Тализ сформировался как рассказчик, убеждённый, что долг автора — искать маленькие истории и видеть за ними большой контекст. Он и сам взрослел на фоне большого контекста: шла Вторая мировая война, папины братья воевали в Италии в армии Муссолини, а патриотическое, преимущественно ирландское население Оушен-сити малочисленных итальянцев ненавидело и относилось как к грязи. К тому же далёкая война пронизывала каждодневный быт: товары продавались по талонам, юноши уходили на фронт, а фонари на променадах закрасили чёрным цветом, чтобы их не было видно с немецких подлодок, которые в 1942 году добрались до американских территориальных вод. В социальной изолированности, во взрослении внутри меньшинства, в отчуждённости Тализ нашел свою суперсилу — стал наблюдателем, который жадно ищет истории потерь и неудач.

Его семья держала магазин женской одежды и ателье мужских костюмов, которые Тализы открыли с двух сторон выкупленного ими здания разорившейся местной газеты на главной улице города. Жили там же, на втором этаже — Тализ до сих пор помнит высокие офисные ступеньки и комнаты, где раньше стояли огромные трагикомедийный портретный очерк «Стас Михайлов улетел» — как оммаж Тализу и его культовому тексту (по иронии судьбы Михайлов не удостоил меня разговором).

В этом сборнике есть подробный рассказ Тализа о работе над материалом про Синатру, но он не упоминает, что вообще-то не хотел про него писать — Синатра и так был большой звездой, про которую пресса говорила каждый день. Но спорить с редактором, бывшим морпехом, Гэй не стал и отправился в командировку в Лос-Анджелес. Сегодня он заверяет, что секрет его прославленного текста прост: он смог увидеть во влиятельной суперзвезде, окружённой несметной свитой, обычного уставшего человека, у которого есть свои неудачи и слабости.

Не считая сборников эссе и профайлов, Гэй Тализ написал девять книг; в это издание вошли выдержки из большей их части, так что у читателя есть возможность как следует познакомиться с Тализом. Очерки «Царство, сила и слава The New York Times» и «Оплот в новой башне» взяты из «Царства и силы» («The Kingdom and the Power», 1969), книги об истории и влиянии знаменитой газеты. Из бестселлера «Чти отца своего» («Honor Thy Father», 1971), посвящённого жизни, будням и бизнесу бруклинского мафиозного клана Бонанно — текст «Похищение Джо Бонанно». Из скандальной «Жены твоего соседа» («Thy Neighbor’s Wife», 1981) — очерк про владельца порно-Диснейленда Гарольда Рубина — «Дело фантазии». «Храбрые портняжки из Маиды» рассказывают смешную историю из жизни отца Тализа до эмиграции, когда он и его коллеги-портные смогли избежать смерти от рук мафиози, которому Тализ-старший случайно испортил костюм; подробнее свои корни Тализ изучал в книге «К сыновьям» («Unto the sons», 1992). Из «Жизни писателя» («A Writer’s Life», 2006) в настоящее издание вошёл неопубликованный профайл «Её незабитый пенальти» про китайскую футболистку Ли Ин. В 2016 году Тализ опубликовал «Мотель вуайериста» («The Voyeur‘s Motel») — книгу про Джеральда Фуса, владельца мотеля, который 30 лет подглядывал, как его постояльцы занимаются сексом, и тщательно фиксировал свои наблюдения в журнале. На Netflix в том же 2016-м вышел документальный фильм Voyeur — команда несколько лет снимала Тализа и Фуса на последних этапах подготовки книги; публикация, однако закончилась скандалом — журналисты The Washington Post подловили героя на вранье и подтасовке фактов. Тализ, хоть и упоминал не раз в «Мотеле вуайериста», что его герой — рассказчик не самый надёжный, даже думал отказаться от продвижения книги, но не стал. А вот Стивен Спилберг и Сэм Мендес от планов снять экранизацию всё-таки отказались.

В сентябре 2023 года Тализ выпустил новую книгу — «Бартлби и я: размышления старого писца» («Bartleby and Me: Ref lections of an Old Scrivener»); в него, помимо очерков прошлых лет, вошла новая история, которая занимала его сознание последние 17 лет — история доктора Николаса Барты. Барта, уроженец Румынии, бежал от коммунистического режима, который отнял у его семьи дом, добился успеха в Америке и купил себе четырёхэтажное здание на Манхеттене — в соседнем квартале от Тализа. В 2006 году Барта взорвал себя вместе с домом, чтобы здание не досталось бывшей жене. Все эти годы Тализ собирал по крохам историю Барты, наблюдал за образовавшимся пустырём и людьми вокруг. Я даже смог немного помочь Тализу с ресёрчем для этого текста: новыми владельцами земельного участка оказались выходцы из России, обвинённые в крупномасштабной коррупции и мошенничестве. Работы Тализа примечательны не только тем, как они написаны, но и тем, как много он умудряется узнать про своих героев — он подбирается к ним максимально близко и говорит, что границы ему не нужны. Например, гангстеру Биллу Бонанно он писал письма четыре года подряд и предлагал пообщаться, пока тот наконец не ответил — тогда писатель провёл пять лет в тесном общении с Биллом и его семьей и только после этого написал «Чти отца своего». «Это как ухаживания, — объясняет мне Тализ. — Нужно не торопиться, вести себя хорошо и действовать осторожно, а не как обычный журналист-мудак, которому нужно просто перепихнуться по-быстрому ради короткой интрижки». По нынешнему курсу Тализ заработал на книге $8,1 млн и большую часть гонорара положил в образовательный трастовый фонд, чтобы оплатить учёбу своих двух дочерей, Памелы и Кэтрин, и четырёх детей Билла Бонанно — в результате все дети гангстера смогли построить карьеру не в криминале.

В своё время именно этот подход и привёл к тому, что Гэя Тализа прокляли. Выход книги «Жена твоего соседа» в 1981 году разделил его жизнь и карьеру на до и после: публикация принесла журналисту как самые большие деньги в его жизни, так и самый большой шквал критики, эхо которой звучит до сих пор. Десять лет Тализ собирал фактуру, погрузившись в дебри секс-революции. Он стал нудистом, посещал секс-вечеринки, оргии, секс-ретриты и секс-колонии, ежедневно бывал в салонах эротического массажа, а затем стал управляющим одного из них — чтобы лучше понимать своих героев и гостей. «Конечно же я был в гуще событий! — восклицает он. — Ты же не думаешь, что я буду освещать оргию, сидя в каком-нибудь отдельном сраном боксе для представителей СМИ?! Да, внутри меня будто бы всегда есть два чувака, я такой персонаж-шизофреник: одновременно репортёр, наблюдатель и участник, и всегда осматриваю комнату в поиске истории и как её описать».

Критики и феминистки обрушились на Тализа с убийственными обвинениями — в непозволительных способах сбора материала и неподобающем отношении к жене, которая ненавидела книгу «Жена твоего соседа» и разошлась с ним после её выхода. Следующие десять лет Тализа не печатали в журналах. Он сбежал в Италию, залёг на дно и изучал историю своей семьи — материал потом лёг в основу книги «К сыновьям». С Нэн они вновь сошлись. Секрет долгого брака, говорит Гэй, в том, чтобы никогда не терять уважения друг к другу и иметь две раздельные ванные.

После лекции мы идём с Тализом обратно к злополучному лифту, и нас догоняет седой взлохмаченный мужчина. Он только успевает произнести «Эй! Гэй!», и Тализ, увидев его, бросает: «О, нет! Егор, бежим, мы не будем ждать этот лифт!». Тализ резко дёргается с места, неожиданно бодро добегает до пожарной лестницы и стремительно уносится вниз по ступенькам. Я — за ним, за нами — мужчина, кричащий «Гэй! Гэй! Подожди! Ты меня помнишь? Гэй?!». Мы выбираемся на улицу, уже темно, где-то, как обычно в Нью-Йорке, орёт полицейская сирена, из-под земли вырываются клубы пара, а прохожие озираются на Тализа.

Мы отрываемся от погони. Что это было? Кто этот человек? Тализ не хочет об этом говорить — и предлагает пойти поужинать. В ресторане он съедает стейк, салат, выпивает два мартини, пиво, полирует шариком ванильного мороженого, опрашивает людей за соседним столиком. Для него ресторан — театральная сцена, на которой он может наблюдать жизнь; примерно как магазин и ателье его родителей: место, где люди открываются, а он может завести с кем угодно беседу. «Я вуайерист. Я наблюдатель, — объясняет он мне. — Я хочу знать всё о людях, даже если они не считают себя интересными. На днях я видел на улице старую бездомную женщину. Мне нужно было спешить, и я не мог с ней поговорить. Какой она была 40, 50, 60 лет назад, когда была моложе? Она могла быть привлекательной, может быть, она работала в магазине, может быть, была замужем. Посмотри на неё сейчас! Она на улице, совершенно седая, даже не протягивает руки, у неё просто стаканчики стоят на тротуаре, и она сидит в мусоре напротив магазина. Может, мы бы смогли найти её старую фотографию? Может быть, у неё была дочь, или любовник, или кто-то ещё. Может быть, она раньше была репортёром? Танцовщицей? Кто знает? Почему она в итоге оказалась здесь? Вот это истории».

В феврале Гэю Тализу исполняется 93 года, в ноябре 2024 года у него вышла новая книга, «A Town without Time», сборник его текстов про Нью-Йорк, который он давно прозвал городом незамеченного. Перед сдачей в печать «Фрэнк Синатра простудился и другие истории» я спросил у Тализа, что он думает по поводу того, что книга, которую мы придумали почти десять лет назад, наконец выходит. Он попросил передать следующее: «Я рад и, вообще-то, горд наконец-то быть опубликованным на русском языке. На языке одних из лучших мировых писателей и людей, которые всегда у меня вызывали восхищение». Он продолжает соблюдать строгую рабочую дисциплину и каждый день спускается в Бункер писать: «В таком возрасте ты всё время думаешь, что через неделю будешь мёртв, так что тебе надо быть на шаг впереди». Самый аналоговый человек в цифровом мире, от которого, по его словам, он отстал лет на пятьдесят, он презирает диктофоны, спешку, 40-минутные поверхностные беседы с селебрити. Молодым авторам и журналистам он тоже передаёт сообщение: «Вы должны уметь писать маленькие истории и в них находить большие. И писать так, чтобы это можно было всё прочитать в 2035 году. У вас должно быть что-то вроде рассказов Чехова или его пьес. Грёбаный этот "Вишневый сад", ему уже сто лет, и он до сих пор идёт в Нью-Йорке! Америка уже устала от этой сраной пьесы, а её все показывают! Делайте так же!»

Он верен себе до конца: работает в своём темпе, коллекционирует истории, будет писать каждый день до самой смерти и не собирается ни за что извиняться. Гэй Тализ остается самым медленным лифтом в Нью-Йорке.