Потомственный нотариус Василий Ралько: неабстрактный вопрос

Может ли человек в нашей стране успешно передать бизнес наследникам?

То, что сейчас называется «наследственным планированием» — человек осознанно заботится о переходе имущества по наследству, — вещь для нашей страны (СССР и постсоветской России) новая. Долгое время этим почти никто не занимался. Есть причины культурного характера: думать и говорить о смерти считается чем-то неприятным. Плюс во время СССР прервалось правопреемство и не сложилась культура наследования — когда отец — владелец фабрики приводит сына и показывает: «Это будет твоя фабрика, но сначала поработай на низовых должностях, получи опыт». И сын работает, зная, что со временем дело перейдёт к нему.

В наши дни ситуация изменилась демографически: поколение создававших бизнесы в 1990-е подходит к возрасту, когда вопрос наследства перестаёт быть абстрактным. Сильно повлиял коронавирус. Ко мне обратился доверитель: «Мы с моим партнёром прошли все 1990-е, сталкивались с бандитами, решали все проблемы. Мне казалось, что мы бессмертные. А тут коронавирус — и партнёр умер. Я понял, что это и со мной может случиться. А моей дочке 19 лет, она не будет с чиновниками в бане решать вопросы. Что будет с моим бизнесом? Можно ли его в принципе передать по наследству?»

Другая проблема — наследственное право, которое не сильно изменилось с советских времён. А в СССР не было частной собственности — только личная. Институты, перекочевавшие из советского наследственного права, годятся для того, чтобы передать по наследству квартиру, гараж, ковёр, машину, украшения. Наследственное право не реформировалось глобально, не было институтов для передачи бизнеса с возможностью его сохранения. Но с 2020 года законодатель спохватился, что чего-то не хватает, и инкорпорирует в наше право западные институты.

Какие-то изменения уже всё же появились?

Да, например, совместное завещание супругов в отношении совместно нажитого имущества. Институт наследственного договора: можно с наследником договориться, что имущество перейдёт ему, если он при жизни выполнит условия наследодателя — содержать его, например. Появилась обусловленность принятия наследства не только желанием наследника, но и его поведением.

Изменилось восприятие завещания: из односторонней сделки оно стало двусторонней. Но иногда эти институты «вкидываются» в нормативную базу так, что непонятно, как они будут взаимодействовать с уже имеющимися в системе права. Новая норма отменяет старую, но если ей не на что опереться, то и она не работает. И практикующие юристы сами пытаются «додумать» за законодателя, как оно должно быть в идеале. Ведь нотариус не имеет права отказать в совершении нотариального действия только потому, что не знает, как его совершить: список причин для отказа нормативно ограничен.

И что делает нотариус в этом случае?

Приходится говорить клиенту: «Сделаем так, но это эксперимент». Подзаконных актов мало, судебной практики почти нет, и Пленум Верховного суда тоже молчит. Всё ещё только формируется, потому что пока ещё живы те наследодатели, которые решили поэкспериментировать с наследственными договорами или фондами, и их завещания не оспариваются. Года через четыре увидим судебную практику.

Даже далёкие от юриспруденции люди знают о трастовых фондах и стремятся таким образом обеспечить передачу своего имущества...

Идея западных трастовых фондов возникла в конце XIX — начале ХХ века в Америке в интересах людей, наживших многомиллиардные состояния. Им хотелось что-то хорошее сделать. Так появились фонды Карнеги, Рокфеллера и других. Потом другие страны стали копировать опыт, трансформируя под свою правовую систему.

У нас это так называемые наследственные фонды. В нашем законодательстве они появились в 2020 году. Человек в завещании указывает, что оставляет имущество (и бизнес) наследственному фонду, если понимает, что его наследники с бизнесом не справятся. Он не хочет их пускать в управление, но хочет, чтобы они получали деньги. Он создаёт юридическое лицо, наследственный фонд, который управляет его бизнесом. Заработанные деньги распределяют между наследниками в той пропорции, в которой установил наследодатель в условиях создания фонда. Он же прописывает, как формируются органы управления фонда, принципы управления, наблюдательный совет и всю структуру этой компании. Но такой фонд может начать действовать только после смерти наследодателя: он не сможет увидеть, как фонд работает, и что-то скорректировать. Законодатель это понял и принял новый закон о личных фондах: это похожий институт, но его можно создать при жизни. Формируется он с капиталом от 100 млн рублей. Уже создано около 40 таких фондов, пять созданы при моём участии. Законодатель сразу оговорил процедуру банкротства: если человек передал имущество в личный фонд и пошёл банкротиться до истечения оговорённого в законе срока, это можно оспорить.

А многочисленные скандалы о наследстве как-то меняют правовую ситуацию?

Да, громкие кейсы подстегнули интерес к осознанному наследственному планированию — когда умирает крупный бизнесмен без завещания, не сделав никакого распоряжения. Например, «Натура Сиберика» или «Б.Ю. Александров». Что начинается в этот момент? Бизнес — лакомый кусок. Сразу всплывают все разные семьи разных лет, разные дети. Появляются какие-то дети, о которых никто не знал, включая самого наследодателя, предъявляют результаты генетических экспертиз. И за каждым наследником стоит группа интересов, конкуренты: «Давайте мы вместе побьёмся в суде, получим выгоду и поделим».

Они могут нанять крутую юридическую фирму, начинаются суды, доверительное управление, вывод активов. А бизнес валится, его разрывают на части, сотрудники уходят. Кто-то отрывает себе товарные знаки, кто-то недвижимость, жгут склады, выводят бренд за границу, перерегистрируют. В такой ситуации включаются все юридические механизмы — и формальные, и неформальные, как в том же деле «Натура Сиберика»: брак признаётся судом недействительным, потому что был заключён неправильно. А раз претендентка на наследство не жена, а кто-то непонятный, то она ничего не получит.

И как же это предотвратить? У большинства деловых людей богатая событиями жизнь, бывают запутанные личные истории.

Я думаю, что наследственное планирование должно стать комплексной услугой на нашем рынке, не ограничивающейся юриспруденцией. Почему? Вот ко мне приходит доверитель и говорит: «Какие бумажки мне подписать, чтобы всё на 100% гарантированно работало после моей смерти?» Я на это отвечаю: не стоит преувеличивать силы юриспруденции. Нужно разработать план. Хотят ли и готовы ли ваши дети управлять этим бизнесом? Знакомы ли с ними ваши партнёры? Обсуждали ли вы с партнёрами развитие бизнеса после смерти одного из вас: готовы ли они принять ваших детей в условно совет директоров или просто выплатят им их доли? В целом — держится ли бизнес только на вашей харизме и связях или в нём всё работает как часы, даже когда вы в отпуске на необитаемом острове?

Или вот сотрудники. Их нельзя передать, как крепостных, новому владельцу вместе с компанией, это надо понимать. Если работа ключевых сотрудников завязана на личной дружбе с шефом, после его смерти они могут уйти, в том числе к конкурентам. Тут может сработать мотивационный опцион на приобретение долей бизнеса после смерти владельца: если какие-то важные сотрудники соглашаются остаться в компании, выполняют это условие опциона — они становятся миноритарными партнёрами. Это мотивирует таких сотрудников, или даже соратников, оставаться в деле.

А как реагируют ваши клиенты, всё это услышав?

Тяжело. Часто это очень волевые люди, которые привыкли всё решать своей волей. Хлопнул по столу — дети ходят по струнке, ещё хлопнул — сотрудники ходят по струнке. Этому человеку хочется так «подхлопнуть», чтобы даже с того света продолжать всем управлять, чтобы всё было по его правилам, по его плану, чтобы все плясали под его дудку. И он поэтому просит, как в известной книге Булгакова: «Дайте мне такую бумагу, чтобы это была окончательная бумага, броня». А оно так не работает.