Что состоятельные семьи передают детям кроме активов

На наших глазах разворачивается крупнейшая передача частного капитала в истории человечества. Экономисты называют это явление The Great Wealth Transfer — и речь не о метафоре, а о вполне измеримой реальности: до 2048 года по всему миру ожидается передача капиталов на 124 триллиона долларов, из которых более 105 триллиона долларов достанутся наследникам, а 18 триллионов уйдут фондам, благотворительным и другим структурам, свидетельствуют данные Cerulli & Associates. Но этот переход капитала не будет равным. Более 42% активов поступят от high-net-worth и ultra-high-net-worth семей с ликвидными средствами от 5 до 20 миллионов долларов. Но цифры — лишь часть истории. За ними — передача не только активов, но и ответственности. Окажется ли наследство гарантией стабильности или источником проблем — зависит не от суммы, а от структуры. Родители могут оставить детям ликвидный портфель и грамотно оформленные фонды. А могут — долю в компании без права управления, незакрытые налоговые обязательства, коллекцию, которую нельзя продать, и недвижимость, за которую никто не хочет платить.

Когда в 2020 году скончался Ли Кун-хи, председатель Samsung и самый богатый человек Южной Кореи, его семья унаследовала не только часть бизнес-империи и уникальную коллекцию произведений искусства, но и получила один из крупнейших налоговых счетов в истории страны. Из-за внушительной ставки налога на наследство — 50%, второй по величине в мире после Японии — государство предъявило семье Ли счет более чем на 12 триллионов вон (примерно 11 миллиардов долларов).

В 2024 году вдова и две дочери Ли Кун-хи были вынуждены продать акции Samsung на 2 миллиарда долларов, чтобы погасить часть долга. Ценные бумаги пришлось размещать с дисконтом, а чтобы сократить налоговую нагрузку, семья передала государству 23 тысячи произведений искусства, включая работы Пикассо, Дали, Моне и Шагала, и пожертвовала 900 миллионов долларов на благотворительность.

А вот сын — Ли Чжэ Ён, нынешний глава Samsung — получил значительную часть активов еще при жизни отца. Его доля в холдинге была структурирована через управляющие компании и фонды, благодаря чему эти акции были исключены из налогооблагаемой наследственной массы. Он унаследовал контроль, не проходя через распродажу.

Но это история не о том, что сыну повезло больше. Это история о том, как семья заранее продумала архитектуру перехода капитала: кто, что и когда получит — и главное, в какой форме. В условиях, когда ставка налога на наследство достигает 50%, такая подготовка — не привилегия, а необходимость. Ли Чжэ Ён получил контроль не потому, что ему «досталось», а потому что структура была выстроена ещё при жизни отца.

К сожалению, далеко не все обеспеченные семьи действуют столь стратегически. По данным Williams Group, до 70% состоятельных семей теряют своё состояние уже ко второму поколению, а к третьему — до 90%. Причина — не в плохих инвестициях, а в отсутствии плана: без структуры, без договорённостей, без понимания налоговых последствий.

В мире существуют две принципиально разные системы налогообложения наследства. В одних странах — как, например, в США и Великобритании — налог на наследство удерживается из имущества умершего до его распределения между наследниками. Это называется estate tax. По сути, налог платит не конкретный наследник, а всё наследственное имущество в целом. Например, в США этот налог может достигать 40%, а с 2026 года необлагаемый минимум сократится с 13,61 до 5,49 миллионов долларов на человека. В Великобритании налоговая планка ещё ниже: 40% на всё, что превышает 325 000 фунтов стерлингов.

В других странах, таких как Германия, Южная Корея, Япония, а также в ряде американских штатов (например, Пенсильвания и Мэриленд), действует система inheritance tax — налог платит сам наследник. Причём ставка может зависеть от степени родства. Супруги и дети часто получают льготы, а дальние родственники или бенефициары вне семьи могут столкнуться с максимальными ставками — до 50%.

На первый взгляд кажется, что inheritance tax — это менее болезненно, ведь налог ложится не на всё имущество, а на долю каждого наследника. Но на практике обе модели могут превратить переход капитала в дорогостоящий, сложный и часто травматичный процесс. И именно в этом контексте выбор формы владения активом приобретает решающее значение.

Частный бизнес — один из самых частых источников семейного капитала. По оценкам The Wall Street Journal, около 40% состояния сверхбогатых сосредоточено именно в долях частных компаний. Однако именно бизнес оказывается и самой уязвимой формой наследуемого актива.

Во-первых, он плохо поддаётся быстрой и бесконфликтной оценке. Во-вторых, это крайне неликвидный актив: долю нельзя просто обналичить или передать. В-третьих, именно бизнес чаще всего становится предметом внутрисемейных споров. И, наконец, доли в компаниях в большинстве юрисдикций полностью облагаются налогом на наследство — в том числе в размере до 40–50% от их оценки.

Когда умирает один из учредителей компании, кажется логичным, что его доля просто переходит наследникам. Но в англо-саксонской правовой системе всё устроено иначе — и, как правило, гораздо сложнее. Особенно если бизнес — это частная компания или партнёрство.

Если в компании трое учредителей, то в случае смерти одного из них, его наследники вовсе не обязательно становятся новыми совладельцами. Чаще всего они получают право на стоимость доли, но не на голос, участие в управлении или даже могут не получить доступ к информации.

Ведь в большинстве частных компаний действует механизм right of first refusal — это означает, что другие участники компании имеют приоритетное право выкупа доли умершего. Даже если такого механизма нет, в уставе или акционерном соглашении почти всегда прописано: передача доли третьим лицам возможна только с согласия остальных владельцев.

Если структура — партнёрство, всё ещё строже. В классическом варианте смерть партнёра автоматически прекращает партнёрское соглашение, и его доля должна быть либо выкуплена, либо ликвидирована. В обоих случаях наследники не получают бизнес — они получают требование на актив, который может быть сложно оценить и реализовать.

Самые большие сложности при наследовании возникают с бизнесом, недвижимостью или коллекциями. Эти активы не только сложно оценить, но и почти невозможно быстро монетизировать. Для уплаты налога приходится прибегать к продаже, залогу или кредиту. В США, например, налог нужно уплатить в течение девяти месяцев после смерти владельца. И если наследники не имеют доступа к ликвидным средствам, они вынуждены принимать решения под давлением — часто убыточные.

В США, Великобритании, Германии, Южной Корее и других странах доля в компании облагается налогом на наследство. И хотя бизнес — может оказаться неликвиден, налог должен быть уплачен деньгами. Это означает: наследникам придётся либо продать долю (часто с дисконтом), либо взять кредит, либо передать управление тем, кто может это сделать быстрее. В лучшем случае — они получат символическую компенсацию. В худшем — судебный процесс.

Есть исключения. Например, в США действует правило отсрочки уплаты налога по разделу 6166 Налогового кодекса, если доля в бизнесе превышает 35% от стоимости всего наследства. Но это правило требует соблюдения десятков условий, регулярных отчётов и залогов.

История знает немало случаев, когда бизнес, ставший источником богатства семьи, не выдерживал собственной передачи. Так произошло, например, с брендом сырков «Б. Ю. Александров». После смерти основателя, Бориса Александрова, в 2020 году выяснилось, что никакой стратегии наследования не было. Партнёр Александрова передал 85% компании менеджменту. Семья оказалась отстранена, а бизнес — де-факто утрачен.

Ещё один резонансный случай — Natura Siberica. Андрей Трубников, харизматичный создатель бренда, умер внезапно, не оставив завещания. Управление перешло к внешнему доверенному лицу, а внутри семьи начался конфликт. Компания приостановила работу, а спустя два года была продана. Капитал остался, но семейной преемственности не произошло.

Мы наблюдаем, как клиенты Movchan’s Group — особенно те, кто управляют активами в нескольких юрисдикциях — переосмысливают принципы наследования. Один из клиентов фондов, владелец бизнеса в трёх странах и недвижимости в четырех, недавно признался: только после серьёзных проблем со здоровьем он осознал, насколько сложной может оказаться навигация по его активам для семьи — особенно если с ним что-то случится. «Участки, трасты, счета в нескольких юрисдикциях, инвестиции в фонды... А какие из них оформлены на меня, а какие доступны жене? Сколько времени займёт доступ к ним?» — вспоминает он.

Вместе мы провели ревизию структуры. В частности, часть вложений в фонды была оформлена на супругу и детей — это консервативные, но ликвидные стратегии, средства из которых можно получить без ожидания завершения наследственного процесса. Этот подход — не просто про защиту капитала, но про доступность решений в момент неопределённости.

Илеана Соннабенд — одна из самых влиятельных фигур на арт-рынке XX века, галеристка, коллекционер и меценат, — умерла в 2007 году, а её наследники получили не только культурное наследие, но и рекордный налоговый счёт. Коллекция Соннабенд оценивалась почти в 1 миллиард долларов, и в соответствии с американским налоговым кодексом, наследникам был выставлен счёт почти на 471 миллионов долларов в виде налога на наследство.

Чтобы покрыть эту сумму, семье пришлось распродавать работы из собрания. В числе проданных оказались полотна Уорхола, Лихтенштейна, Куинса, Раушенберга — в общей сложности были проданы произведения на сумму около 600 миллионов долларов, что сделало эту распродажу крупнейшей в частной истории того времени. Но даже это не спасло наследников от юридической ловушки.

Картину Роберта Раушенберга «Каньон», оценённую налоговой в 65 миллионов долларов, нельзя было законно продать: в её составе находились останки белоголового орлана, охраняемого федеральным законом. Работа имела музейное значение и фактически была неликвидна. Однако налоговая настаивала: актив — значит облагается. Семья отказалась от её продажи, но должна была всё равно уплатить налог. Позже они договорились с IRS (IRS — Internal Revenue Service — служба внутренних доходнов США, федеральное налоговое агентство при министерстве финансов США), и выплатили 40,9 миллиона долларов штрафа и процентов, несмотря на то что деньги за картину получить было невозможно.

Форма — важнее суммы. Это не афоризм, а практический вывод из сотен историй передачи капитала. Потому что передать 10 миллионов долларов в ликвидных фондах проще, чем два миллиона долларов в виде доли в частной компании или редкой коллекции. Именно форма определяет: будет ли актив доступен наследникам — или заблокирован, обложен налогами, втянут в конфликт или продан в спешке.

Самой эффективной формой передачи остаются ликвидные инвестиционные активы, особенно если они оформлены через фонды или трасты. Такие структуры позволяют: точно определить бенефициаров и условия доступа, избежать длительной процедуры наследования и судов, снизить налоговую нагрузку (а в некоторых юрисдикциях — вовсе её исключить), и главное — не лишиться контроля над активами в момент перехода.

Эта логика подтверждается и на уровне глобальных трендов. По данным Cerulli & Associates, ещё в 1998 году лишь 9% трансферов капитала проходили через трасты, а 80% — просто по наследству. Сегодня цифры меняются: до 77% состоятельных семей используют grantor-trust — доверительный фонд для передачи активов без потери контроля, 54% — SLAT (Spousal Lifetime Access Trust) — особый вид безотзывного траста, который один супруг создаёт в пользу другого, используют для снижения налоговых выплат, сохранив доступ к средствам в семье. И 46 % активно применяют стратегическое дарение при жизни, тем более что в ряде стран (например, в Британии) подаренное за несколько лет до смерти (в Британии — за 7) имущество не облагается налогом на наследство. А для получения страховых выплат многие обеспеченные семьи используют ILIT (Irrevocable Life Insurance Trust) — безотзывный страховой траст, в который заранее помещается полис страхования жизни. ILIT позволяет полностью исключить страховую сумму из налогооблагаемого наследства, направив её напрямую бенефициарам. Такие выплаты можно использовать, например, для покрытия налога на другие активы. Капитал больше не передают «после смерти» — стратегия его передачи начинает действовать при жизни.

Наличные, публичные акции, страховые выплаты через ILIT, фонды с назначенными бенефициарами — всё это передаётся легче, быстрее и с меньшим риском. В то время как бизнес, коллекции, недвижимость и банковские счета — особенно в разных юрисдикциях — часто становятся источником конфликтов, срочных распродаж и налоговых сюрпризов.

Всё чаще мы видим, как состоятельные семьи не просто платят за образование, но включают детей в обсуждение финансовых решений. У нас были кейсы, когда взрослые сыновья и дочери совместно с родителями подключались к регулярным созвонам с управляющими Movchan’s Group, обсуждали выбор фондов, разбирались в логике стратегии и результатах. Это не просто семейная осведомлённость — это осознанное вхождение в управление активами.

А в ряде случаев сами родители просили нас провести личные встречи с детьми — студентами топ-вузов — и поговорить не о тактике, а о философии: чему стоит учиться, как оценивать риски, как строить карьеру в финансах и выстраивать собственную репутацию. Переход от «дать деньги» к «научить обращаться с деньгами» — и есть главное отличие династии от богатства первого поколения.