По следам каннибала Лектера

Последние главы «Ганнибала» в полёте я дочитать не успел, самолёт пошёл на посадку. Внизу появились городские кварталы, и вскоре мы приземлились в аэропорту Эсейса.

Какие-то полтора-два часа ожидания на паспортном контроле («Уважаемые гости, аргентинскими специалистами только что установлена новейшая компьютерная система иммиграционного учёта, позволяющая свести до минимума время ожидания...»), ещё тридцать минут поиска багажа, час в пробках, и я оказался в своём номере на десятом этаже гостиницы Four Seasons Hotel Buenos Aires. Отказавшись от мысли о позднем завтраке в пользу бутылки шампанского, присланной директором отеля, я наполнил огромную ванну, высыпал в неё соль L’Occitane и погрузился в воду, намереваясь дочитать книжку про каннибала Ганнибала. Перед тем, как отправиться в город, хотелось узнать, что у Харриса случилось с литовским бароном и его преследовательницей из ФБР. Фильм Ридли Скотта держал зрителя в неведении, оставалось надеяться на благосклонность писателя. Так вот, выяснилось, что книжные Кларисса и Лектер, в отличие от экранных, вдвоём сбегают из США... в Буэнос-Айрес, где их в театре «Колон» случайно замечает один из второстепенных героев. Роман заканчивается сценой в доме Лектера на авениде Альвеар, одной из центральных и самой богатой улице аргентинской столицы. Сидя на террасе особняка (рядом с резиденцией посла Франции), доктор и Кларисса Старлинг пьют шампанское и, по всей видимости, замышляют какое-нибудь злодейство.

Когда книжка и шампанское закончились, а вода в ванной остыла, я вылез, закутался в халат и подошёл к окну. Метрах в трёхстах от гостиницы стоял дом под французским флагом, прямо от него шла куда-то вбок та самая авенида Альвеар. Странным образом моё путешествие в Аргентину начиналось с того самого места, где я только что расстался с героями Томаса Харриса.

Я отправился в свою первую прогулку по Буэнос-Айресу в сопровождении гида, постоянно хихикающего аргентинца по имени Джордж. Экскурсия началась с авениды Альвеар, которая, прорезая весь район Ла-Риколета, привела нас к тому кладбищу, где покоится Эвита Перон-Дуарте—самая знаменитая женщина Аргентины. Выйдя из кондиционированного автомобиля и окунувшись в тридцатипятиградусную жару, я поплёлся вслед за Джорджем к могиле Эвиты. Кладбище оказалось целым городом с улицами и проспектами из шикарных домов-мавзолеев, в которых уже не первую сотню лет состоятельные граждане складируют гробы с останками членов своих семей. Год за годом подземелья склепов уходят всё глубже и глубже в недра самой дорогой земли в Аргентине. Здесь, на кладбище Риколета, можно найти любой архитектурный стиль последних ста пятидесяти лет—колониальный классицизм и барокко, belle Оpoque, ар-деко, модернизм, конструктивизм, сталинский ампир—чёрта лысого! Особо роскошные мавзолеи, понятно, принадлежат военным династиям. В аксельбантах и на лошадях, со знамёнами, сражённые пулями и призывающие в атаку солдат—аргентинские генералы всех родов войск занимают лучшие кладбищенские места, в то время как семья Дуарте покоится в довольно скромном склепе на окраине Риколеты. Впрочем, к Эвите народная тропа всё равно не зарастает. Охапки цветов, крестики, фотографии—всем этим обильно украшены решётки небольшого мавзолея.

Кстати, рядом с кладбищем, городом мёртвых, несколькими днями позже я нашёл другой город—город дизайна. На нескольких подземных уровнях расположились магазины, торгующие мебелью, предметами интерьера, коврами, посудой, постельным бельем. Ничего особо интересного, впрочем, в дизайнерском подземелье найти не удалось.

После поездки по Риколете Джордж отвёз меня в Палермо—садово-парковый район Буэнос-Айреса, где горожане по утрам бегают, а специальные собачьи няньки в течение всего дня выгуливают чужих питомцев. Няньки—студенты и безработные—по утрам собирают по двадцать-тридцать собак и отправляются в городские парки. Представьте себе одного такого студента в окружении двух такс, четырёх далматинцев, пары афганов, трёх шнауцеров, нескольких джек-расселов, десятка дворняг и одной злобной овчарки. Выглядит всё это презабавно.

После Риколеты и Палермо мы наконец-то смогли переместиться в центр—к тому самому розовому президентскому дворцу, с балкона которого Эвита любила выступать с зажигательными речами, обращёнными к аргентинским женщинам. Сыгравшая у Алана Паркера роль Эвиты певица Мадонна, кстати, жила во время съёмок всё в том же Four Seasons Hotel Buenos Aires, в La Mansion—особняке в стиле belle Оpoque, доставшемся гостинице в наследство от эпохи аргентинского расцвета начала прошлого века.

Времена Эвиты, напротив, не отличались ни стабильностью, ни особым богатством огромной Аргентины. Президент Перон пытался сплотить нацию, долгие годы находившуюся к тому времени в состоянии кризиса, но, как известно, благими намерениями устлана дорога совсем не в рай.

В прохладном интерьере кафедрального собора также не обошлось без захоронений; здесь обрёл покой отец нации, освободитель Аргентины, Чили и Перу генерал Хосе Сан-Мартин. В начале XIX века либертадор вместе с испанцами успел побороться с Наполеоном, потом перебрался в Южную Америку, чтобы повоевать против испанцев, а закончил жизнь во Франции, откуда его тело было перевезено в Буэнос-Айрес. Вот такой славный путь.

Прямо за собором начинается финансовый район аргентинской столицы. Фантастическая активность рубежа тысячелетий была приостановлена кризисом и дефолтом четырёхлетней давности, когда в мгновенье местный песо упал в три раза. Мы от своего кризиса 98-го года отделались на удивление быстро, чего не скажешь об аргентинцах. Сегодня у закрытых банков продолжают нести вахту обманутые вкладчики. Барабанный бой молотков по бронированным банковским дверям—звук, сопровождающий ежедневные акции протеста,—вливается в городской шум весьма органично.

Здесь же, в банковском районе, в крытой стеклом галерее, в помещении исторического увеселительного заведения располагается театр Астора Пьяццолы, великого композитора и исполнителя на бандолеоне—местной разновидности гармошки. В бальном зале туристов учат танцевать танго, в то время как на сцене театра тот же танец исполняют профессионалы. В партере и ложах стоят столы, а цена билета включает концерт и ужин с куском знаменитой аргентинской говядины и вином из провинции Мендоза. Туристическое развлечение? Да, не без того, но качество исполнения искупает некоторую витринность шоу. Привези такой спектакль в Москву, назови артистов «великими танцорами танго», развесь плакатов побольше—и собирай немыслимые деньги за вход. Выступала же недавно в Москве исполнительница фаду Мариза, и билеты стоили по полторы тысячи (не рублей). А ведь фаду—это такая песня, которую португальские лабухи поют в барах.

За «нелакированным» танго в Буэнос-Айресе надо ехать куда-нибудь в Ла-Боку—народный район и место прописки футбольного клуба «Бока Джуниорз». Танцуют здесь повсеместно, но лишь в перерывах между футбольными матчами. Впрочем, так называемое «настоящее танго"—тоже маркетинговая уловка. Того танца, который придумали эмигранты первой волны, уже нет. Есть визитная карточка аргентинской столицы, предмет экспорта, национальная религия—всё, что угодно, только не страстный танец, в котором два одиноких мужчины, обнявшись, пытались забыться и скоротать вечер.

Надо сказать, что поездка в Буэнос-Айрес избавила меня от многих стереотипов, связанных с аргентинской столицей. Что мы привыкли слышать и читать об этом городе? Столица танго, Париж Южной Америки, заповедник нацистских преступников—и т.д. Оказалось—ни то, ни другое, не третье. Нет, конечно, танго танцуют, просто портретов Марадоны и предвыборных плакатов здесь куда больше, чем приглашений на танец и вывесок танго-клубов. Масштаб увлечённости Буэнос-Айреса танго явно преувеличен, так же как и сравнение с Парижем. Ну, есть здесь какое-то количество домов в стиле art nouveau, но всё остальное напоминает скорее Мадрид. Те же широченные проспекты (авенида 9 Июля, например, словно срисована с мадридского проспекта Риколетос), огромные франкистские дома, похожие люди латинского типа, вывески на испанском, мясные рестораны, католическая суровость, легко переключаемая в режим «безудержное веселье». Какой Париж? Республиканский Буэнос-Айрес по своей конструкции—абсолютно имперский город. И выживших нацистов встретить не удалось. А вот память о докторе Лектере жива—его дом я всё-таки отыскал.

Где-то в Ла-Боке, за столиком уличного кафе, меня застал звонок из отеля. Билайновский роуминг в Аргентине не работает, но в гостинице по приезде выдают мобильный телефон, на который переадресуются все твои звонки и с которого ты, заблудившись, можешь позвонить консьержу и вызвать лимузин. Собственно, консьерж мне и звонил.

—Сеньор Геннадий, мы хотели бы пригласить вас в наше спа. Можем мы рассчитывать на ваш визит сегодня вечером, после экскурсии? Мы не нарушаем ваших планов?

—Э, позвольте подумать... Пожалуй, я могу опоздать на ужин. Спасибо за приглашение.

—Позвольте поинтересоваться, где вы ужинаете, сеньор Геннадий?

—Пока не решил. Что посоветуете?

—Неужели вам захочется куда-нибудь выходить после спа? Я уже бронирую вам столик в нашем Le Mistral. Советую попробовать устриц из Патагонии и выдержанную аргентинскую говядину. К тому же, у нас сейчас проходит дегустация вин из Мендосы.

—Вы меня убедили. Покупаю!

Я вскочил в такси, со значением бросил «avenida Posades, por favor» и помчался к массажисту. Имперский город начинал мне нравиться.

fourseasons.com. Бронирование в России—агентство «Грёзы», greozy.ru