Только спокойствие
В конце ХIX века художник Исаак Левитан прославил Плёс, после чего он стал модным местом. В начале ХХI века бывший владелец Южноуральского машино-строительного завода, а теперь президент компании «Группа Фортеция» Алексей Шевцов объединил дюжину купленных и восстановленных им плёсских домов в систему мини-отелей «Соборная слобода», и крохотный город на Волге превратился в самый элегантный и комфортабельный русский курорт.
В конце 90-х Алексей Шевцов приобрёл в Плёсе участок на набережной Волги, чтобы построить дом, похожий на тот, что стоял на этом месте вплоть до 70-х годов ХХ века. Пока шла стройка Шевцов потихоньку скупал другие, готовые упасть исторические дома и избы, восстанавливал их, тщательно сверяясь с архивными фотографиями и циркулярами (их розыск требовал порой многих месяцев кропотливой работы).
Несмотря на свою привязанность к Плёсу и занятость Плёсом, Шевцов и его жена Наталия старались много путешествовать. Ими двигало не только любопытство и восторг перед разнообразием мира, но и сугубо профессиональные заботы.
Шевцовы побывали во многих прославленных отелях. Они внимательно просматривали журналы, формирующие тенденции, новые поветрия в гостиничном деле и следовали их рекомендациям. Особенно пристально Шевцовы изучали такое вполне ещё новое для Европы явление, описывающееся, скажем, в итальянском языке при помощи слова agroturismo. Это когда пришедшему в упадок замку, вилле, крестьянскому дому, а в некоторых случаях даже скотному двору, возвращается историческая внешность, а внутренность оборудуется для нужд состоятельных дам и господ, измученных столичными делами и страждущих первобытной тишины и идиллии в условиях высочайшего комфорта.
Возможно, это самое сложное искусство в сегодняшнем гостиничном бизнесе. Его не преподают в MBA. Для того чтобы не превратить старое шато в павильон Диснейленда, а скотный двор—в очередной отель Sanderson, требуется чувство истории, в конце концов, чувство меры.
—Чем больше я путешествовал по миру, тем обиднее мне становилось за Россию,—рассказывает Алексей Шевцов.—Так называемый внутренний туризм прозябает у нас в убожестве и пошлости. Вот, скажем, приезжает москвич в Суздаль на праздник Огурца, а туда, кстати, заезжают и люди на Bentley, или в пресловутый Мышкин. Покупает свой огурец и эту мышь, и просто ещё раз убеждается в том, что Москва, или там Барвиха, лучшее в России место для жизни и пребудет таковым до скончания веков. И не может быть нигде больше в России достойной жизни и достойного отдыха. Таким же местом, где столичный житель преисполняется умилением и брезгливым снисхождением к провинции, мог бы стать и Плёс. Но он заслуживает другой участи. У этого города был свой золотой век. Короткий. Меньше ста лет. Плёс счастливо избежал индустриализации и всех её известных последствий. Скажем, как складывалась слава и репутация таких знаменитых курортов, как Биарриц, Портофино, Позитано, Капри? У этих мест есть история, красота природная и красота рукотворная. Их роднит замкнутость, опять же природно предопределённая оторванность от мира. И главное—чувство собственного достоинства. Всё это есть у Плёса. Надо было только привести город в порядок, сделать его современным. Это значит, удобным, комфортным для отдыха. Надо было разрушить этот стереотип, что в русской провинции нужно умиляться упадку и неудобствам.
Коридоры ресторана плёсского яхт-клуба, куда постояльцы отеля «Соборная слобода» приходят на завтрак (в том случае, если они по каким-то причинам не хотят заказывать завтрак к себе в дом), увешаны фотографиями и постерами «курортов с чувством собственного достоинства». Прозрачный намёк на то, в каком ряду числит себя Плёс. Но при этом Плёс избегает этой нелепой (хотя и коммерчески часто оправданной) московской мании притворства. Плёс ни в чём не подражает Капри. Не прикидывается, свят, свят, свят, Кап Ферра. И это правильно—Волга совсем не похожа не Средиземное море.
В винном погребе ресторана яхт-клуба есть приличные французские вина. И это понятно—в России не производят достойных вин. Однако если вы обратитесь за рекомендацией к официанту, он, скорее всего, предложит вам настойки из ягод и трав, собранных в окрестных лесах. А если трапеза движется к десерту, то что-нибудь из винтажной коллекции массандровских вин. И это тоже точно—винтажные массандровские портвейны и хересы—единственный продукт советской винной индустрии, который выставляется на мировых аукционах.
—Я определяю нашу кухню как «современная русская»,—аттестует ресторан яхт-клуба Шевцов.—Современная потому, что наш повар, скажем, использует тигровые креветки. Нельзя же отрицать гастрономическое величие тигровой креветки. И зачем так запросто отдавать креветку и гребешки итальянцам и французам? Это же логично—устроить в очень русском городе русский ресторан. Только не надо сводить русскую кухню просто к солёным огурцам и картошке. Мы предпринимаем изыскания в области традиционных местных рецептов. Это сложная задача, потому что традиции во многом утеряны. Но вот, скажем, крапива. Её здесь много. Она очень свежая, поэтому в нашем меню рано или поздно должно появиться блюдо с крапивой. А вы знаете, что одна местная женщина обнаружила в местных лесах трюфель? Да-да, самый настоящий трюфель! У неё гостили на тот момент иностранцы, и она зажарила его целиком. «Восемь тысяч евро на сковородке!"—кричали иностранцы.
Шевцов улыбается. Улыбкой он отгораживает себя от подозрений в русопятстве. Но таких подозрений нет. Всё и в самом деле очень точно в этой новой плёсской истории. «Дом Пыриных», «Дом Черепениных», «Флигель Моисеевых"—всего 12 особняков, образующих систему дачных отелей "Соборная слобода". Уместная наименовательная игра. Потому что эти дома когда-то действительно принадлежали купцам с такими фамилиями. Современным владельцам этих домов удалось уберечься от соблазна повысить эти стены в ранге—подать их подороже. Скажем, превратить в дворянские гнёзда. Или в покои какого-нибудь парижского гранд-отеля.
Возьмём, к примеру, обстановку «Дома Новожилова». Самой дорогой опции «Соборной слободы» до открытия «Дома на Никольской» (здесь, по словам Шевцова, будет очень уместно проводить выездные заседания совета директоров), где останавливались во время своего визита в Россию принц и принцесса Кентские—23 400 рублей в сутки.
Гостиная с индонезийским тиковым столом и стульями конца ХIХ века в стиле историзм. На стенах—живопись художников верхневолжской школы (очень, кстати, качественная). Зачем здесь, в самом деле, «бубновый валет» или «московский концептуализм»? На окнах наивные занавески. Но это английский наив—country style. Изделия близкой Яковлевской мануфактуры уместны в ресторане яхт-клуба, но для «Дома Новожилова» они простоваты. В кабинете штатный ноутбук с подключенным Wi-Fi покоится на великолепном в своей грубости дубовом столе начала ХХ века.
Подавляющее число вещей появилось в этом доме уже после того, как его собственником стал Шевцов. Но ни один из этих новых предметов не противоречит истории и духу этого дома. Марокканский светильник в большой спальне, например. Единственное, что явно и неопровержимо сообщает постояльцу «Дома Новожилова», что в настоящий момент он пребывает в стратосфере luxury—это никелированная поверхность окошка лифта на веранде. Он поднимает напитки и еду из нижней комнаты батлера. По-нашему говоря, прислуги.
Это не чопорная, педантская реконструкция того, что было. Тогда бы постояльцы непременно чувствовали, что они спят, принимают душ и справляют нужду в краеведческом музее. Но трепетная игра в реставрацию несуществующей цивилизации. Как будто в России, как в Швейцарии, много веков ничего не случалось. Жизнь шла своим чередом. Дома, где жили старики, заселяли их дети, уважающие быт, нравы и вкусы родителей. В аллегорическом смысле так и случилось теперь с Плёсом.
Вот, скажем, кровать в маленькой спальне того же «Дома Новожилова». Она была найдена специальной бригадой ловцов антикварных редкостей, периодически направляемой Шевцовым с рейдами по окрестностям,—ржавой, неживой в какой-то костромской глухомани. Её заново спаяли, некелировали и местами позолотили.
Здесь триумфально восстанавливается в правах то, что называется провинциальным вкусом. Скажем, осмеянные и забытые уже кажется и в самой провинции обои. Глядя на несколько бесстыжие розы в спальне «Дома Крылова», кажется, что вы приехали в гости к провинциальной тётушке. Между тем, это обои «жюи"—вполне себе почтенный французский декоративный стиль. Русская глубинка, оказывается, не оторвана от мира, а принадлежит миру.
Признаюсь, я тщательно пытался найти в обстановке домов «Соборной слободы» какие-то нестыковки, сбои вкуса: когда же, наконец, эта нежная рапсодия на тему купеческого быта собьётся на бесстыдную жигу русского китча. Но не нашёл. Просто декоратор Наталия Шевцова иногда позволяет себе улыбнуться. Скажем, в туалетной комнате «Дома Новожилова» в доступной близости от унитаза висит швейцарский телефон 1954 года выпуска. По нему можно звонить.
В «Соборной слободе» так много достоинства, она настолько не стремится кого-то ослепить и ошеломить, настолько взыскует к чувству вкуса постояльца, что невольно возникают сомнения относительно коммерческих перспектив этого проекта. Шевцов, впрочем, совершенно спокоен.
—Понимаете, по-настоящему состоятельных и успешных людей невозможно соблазнить псевдоверсальской позолотой. Они прошли этот этап. А некоторые его миновали. У нас гостят в основном спокойные, интеллигентные, давно уже всем всё доказавшие люди. Я вовсе не считаю, что Плёс должен быть таким царством высокой скуки. У нас вот есть специальный павильон с верандой для увеселений,—Шевцов указывает на другой берег Волги.—Там можно устраивать коктейли с диджеями. Можно зафрахтовать пароходик «Василий I» и с песнями и плясками кататься по Волге, как это, к слову, и было здесь 100 лет назад. Мы только что открыли новый объект—"Театр имени Шаляпина». Дача Фёдора Ивановича была здесь поблизости, в Порошино. «Театр Шаляпина» легко может быть и ночным клубом. Но всё-таки Плёс—это место в большей степени для другого. Здесь хорошо думается, дышится, разговаривается на веранде или в гостиной за рюмкой или бокалом чего-нибудь. Я думаю, в каждом русском человеке есть такой инстинкт—неспешно прогуляться по Волге, посмотреть с холма на окрестные церкви, вкусно поесть, может быть, выпить под хорошую неспешную беседу и заснуть совершенно беззаботным сном. Просто в некоторых людях этот инстинкт спит. Но здесь, в Плёсе, он непременно пробуждается.—RR
sloboda.plios.ru
