Артизаны не сдаются: удастся ли мастерам сохранить свои ремёсла?

Всё это часть программы London Craft Week – фестиваля, который, несмотря на пандемию, проходит в шестой раз, пусть и в другие даты. «Изобразительное искусство поддерживает мощная сеть галерей, но с ремёслами всё обстоит по-другому, – говорит исполнительный директор Craft Week Джонатан Бёртон. – Многие из тех, кто создаёт потрясающие вещи, с трудом находят рынок сбыта». Этим объясняется появление организаций, защищающих ремесленное наследие, например, Nordic Safeguarding Practices в Скандинавии, American Craft Council в США и Heritage Crafts Association (HCA) в Великобритании. Некоторые из них ежегодно выпускают «красные книги», куда заносят ремёсла, оказавшиеся на грани исчезновения. Но, несмотря на все усилия, некоторые промыслы остаются в огромной опасности, поскольку ими занимается лишь несколько человек во всём мире. RR рассказывает о последних артизанах, которых отыскал в Италии, Соединённом Королевстве и Китае. Их знания – важная часть культурного наследия планеты. Утратив эти ремёсла, целые страны лишатся не только красивых предметов ручной работы, но и традиций, сформировавших народы и их историю.

Румпельштильцхен в сказке сплетал золото из соломы, а попробуйте-ка соткать парчу из слизи моллюска? Кьяра Вино вот уже почти 50 лет превращает продукт секреции ракушек в морской шёлк – месопотамские короли и римские императоры ценили эту ткань за красивый блеск, прочность и лёгкость. Каждую ночь в мае Виго ныряет в Средиземное море у берегов Сант-Антиоко, маленького итальянского острова, на котором живёт. Чтобы собрать достаточно нитей затвердевшей слизи, требуется не менее ста погружений. Кьяра считает, что во всём мире кроме неё не осталось никого, кто способен обработать морской шёлк.

В её семье это было традиционным женским занятием, и 65-летняя Виго унаследовала технику от своей бабушки: «Я часами пропадала в её мастерской. Мне нравилось это ремесло, поэтому я получила знания в области морской биологии». Виго работает на аквакультурной фабрике и хорошо знает животное, которое производит драгоценный материал. Размер Pinna nobilis, известной также как благородная раковина-перо, достигает 120 сантиметров в длину. Нити, с помощью которых она прикрепляется к твёрдым предметам на морском дне, называют биссусом. Получить из него ткань виссон под силу только настоящему мастеру. Но и для него это невероятно трудоёмкая задача. Сто погружений приносят всего около 300 граммов сырья – собирать биссус надо осторожно, чтобы не повредить моллюска. Затем Кьяра 25 дней вымачивает нити в пресной воде, меняя её каждые три часа, а потом щёткой вычёсывает узелки, и это очень тонкая работа, поскольку биссус втрое тоньше человеческого волоса. Из получившегося волокна c помощью можжевелового веретена прядут шёлковые нити и пропитывают их смесью лимонного сока и водорослей, точный рецепт которой держится в секрете. После этого пряжа начинает сверкать, как золото, и Виго на ткацком станке превращает её в ткань. Все эти операции приходится повторять множество раз, поскольку урожайность моллюсков совсем не высока. В среднем благородная пинна выдаёт около 5 сантиметров ценного материала.

Кьяра, несмотря ни на что, отказывается монетизировать своё ремесло. Перед первой подводной охотой бабушка заставила её принять «морскую присягу», запрещающую торговать своей работой. Шёлк, по поверью приносящий удачу, она раздаёт посетителям студии, которые, по её мнению, особенно в этом нуждаются. «Это умение надо оберегать, – объясняет она. – Я должна оградить его от коммерциализации, как хотела моя бабушка». Ремеслу угрожает забвение не только потому, что ни одна из двоих дочерей Кьяры не изъявила желания продолжить традицию, но и потому что самого материала становится всё меньше. Новый патогенный микроорганизм с 2016 года сокращает численность благородных пинн. В декабре они попали в список Международного союза охраны природы. Но когда речь идёт о преемниках, Кьяра не готова к компромиссам: «Я не могу доверить дело тому, кто просто ищет работу, оно требует полной самоотдачи».

Кьяра Виго не единственная, кому нужен достойный ученик. В материковой части Италии другой артизан не меньше озабочен будущим своей профессии. Мастер-золотобоец Марино Менегаццо владеет ремеслом, которое полностью соответствует своему названию: он отбивает молотом золотые слитки, превращая их в листы толщиной в одну миллионную сантиметра. В Италии и, похоже, по всей Европе никто, кроме 66-летнего Менегаццо, не делает сусальное золото вручную, и это его очень огорчает, ведь Венеция, где работает мастер, всегда славилась золотобойцами. В XVII веке их было 300 человек, а выкованное ими золото украшало палаццо и мозаики храмов. Работы Mенегаццо в Венеции тоже есть. Архангел, укреплённый на вершине колокольни Сан-Марко, «одет» в его листовое золото. Однако этот материал применяется гораздо шире – от масок для лица до украшения кулинарных блюд. Конкуренты используют станки, но по короткому пути Менегаццо идти не хочет.

«Мой дед открыл эту лабораторию в 1926 году, – говорит дочь мастера Элеонора, помогающая отцу с упаковкой и продажами. – Работы отца отличаются от других. Вы покупаете здесь ощущение, душу. Это не просто золотая фольга». Её сестра-близнец и мать частично вовлечены в бизнес, но самим ремеслом не владеют. «Мы долгие годы ищем ученика, но найти его непросто. Эта работа требует большой силы, хорошей координации и памяти, страсти, наконец». По поводу силы она не преувеличивает. Чтобы сделать один лист, надо попеременно орудовать молотами весом 8, 6, 4 и 3 кг. Отбивать металл приходится по два часа (около 30 тыс. ударов). К концу рабочего дня у вас выходит от двух до четырёх листов. При этом работа молотом – всего один из этапов процесса, в который входит расплавление 24-каратного бруска золота, розлив по небольшим формам, прокатка, разрезание на кусочки размером с марку. Зачем все эти усилия? По мнению Менегаццо, сделанные вручную листы тоньше и эластичнее полученных машинным путём. Пусть даже совсем немногие заметят разницу. «Спрос не растёт, – жалуется Элеонора. – Но мы не сдаёмся. Отец хочет сделать машину, которая будет в точности имитировать его действия». И это единственная уступка, на которую готов пойти Менегаццо, чтобы сохранить дело.

Выучить или возродить ремесло в одиночку невероятно сложно. Важно, чтобы вам говорили, что не так. Но мало кто может себе позволить оторваться от работы ради обучения. Ученик – это финансовые затраты. И большой риск для малого бизнеса.Сложно, но не невозможно. В Пекине, в тысячах километров от страдающих без учеников Менегаццо и Виго, Чжан Сяодун стал сам себе мастером давно забытого искусства, которому его учила одна лишь история. Его выбор пал на переплёт книг-драконов, выполненный в старинной технике времён династии Тан, которая была утрачена в XVII веке в период маньчжурского завоевания. Эти артефакты имеют свойства как книги, так и свитка. Книгу можно свернуть, но в развёрнутом виде её страницы сброшюрованы. Полоса иллюстрации отпечатана на правом краю страницы, а сами страницы расположены в шахматном порядке, и в раскрытом виде эти «ступени» образуют цельную картину, иногда превышающую 30 метров в длину. Подобные книги ценились в высшем обществе тысячи лет назад. Чжан представляет их на выставках как скульптуры. «Интересно, что эта техника размывает границы между книгой и искусством, – комментирует Ин Квок, куратор, отобравшая "Бриллиантовую сутру" Чжана для арт-шоу 2018 года в Гонконге. – Работу представлял демонстратор в белых перчатках, вооружённый специальными приспособлениями для переворачивания страниц».

Чжан овладел техникой в результате кропотливых исследований. Он занимался в музее-дворце Запретного города, где сохранилась одна из последних книг-драконов. Художник вдоль и поперёк изучил её и воспроизвёл, используя такие традиционные материалы, как рисовая бумага, бамбук и дерево. Ключевой момент – в особой точности: при разрезании страниц ошибка всего в одну сотую сантиметра может привести к нестыковке страниц. С 2010 года Чжан сделал совсем немного книг-драконов – самая большая, на 1766 страниц, заняла четыре года работы. «Впервые услышав о книгах-драконах, я подумал не о прошлом, а о будущем. Я почувствовал в них живую энергию искусства».

Это возрождение воодушевляет ещё и потому, что переплётное дело в целом оказалось в опасности. Мастеров заменили станки, которые могут сброшюровать целые тома быстрее и дешевле. В результате не в каждом городе мира найдётся хотя бы один переплётчик. В Каире последняя мастерская у Абд Эль-Захера, в Хошимине книги переплетает Во Ван Ранг, а Henry Bookbinding остался последним в манхэттенском Нижнем Ист-Сайде, который славился переплётчиками. «Люди тысячелетиями делали книги вручную, и страшно подумать, что это искусство исчезнет уже при нашей жизни, – говорит Хьюго Макдональд, объездивший весь свет, общаясь с разными ремесленниками, при подготовке выставки Useful/Beautiful, которая состоялась в прошлом году в Harewood House в Лондоне. – Ничто не заменит книгу, сделанную вручную с нуля».

Подобно Чжану, Педро да Коста Фелгейраш самостоятельно обучился своему исчезнувшему ремеслу. При этом наставники даже пытались его переубедить. «Когда я впервые рассказал одной из своих преподавательниц о лаках, она сказала: "Брось, слишком сложно. Никому это не надо"». К счастью, лондонский художник не послушался своего учителя по реставрации и ещё глубже погрузился в мир пигментов, изучая «Трактат о лакировке и глазуровке», датированный 1668 годом. А затем стал искать забытые рецепты. «Думаю, я их нашёл, потому что был очень упёртым, – говорит он со смехом. – Всё началось с экспериментов. Я был ими просто одержим». Его краски, которые используют для профессиональной реставрации интерьеров, не так просто создать. Некоторые пигменты трудно получить даже такому энтузиасту, как Фелгейраш. К примеру, остался всего один человек, который может приготовить для него «горный голубой» (blue verditer). «Он уже достаточно пожилой. Не знаю, где буду брать продукт, когда его не станет». Фелгейраш толчёт пигменты вручную, а затем добавляет масла, превращая их в краски. В яркости и долговечности с ними не сравнится ни одна из тех, что продаются в магазинах. Современные краски он называет «пластиковыми». Некоторые из оттенков так и остались в истории, например, «индийский жёлтый», который извлекали из мочи коров, питавшихся исключительно манговыми листьями, или mummy brown – да-да, его получали, размалывая египетские мумии.

Спросите у организаторов фестивалей ремёсел, почему артизаны в них участвуют, и они ответят, что помимо пиара эти мероприятия способствуют новым коллаборациям, сводя независимых ремесленников и люксовые бренды. «Мы смотрим, есть ли возможность применить исключительные умения мастеров в новом контексте, – говорит Бёртон из London Craft Week. – В результате появляется немало творческих союзов. Люди встречаются, общаются». Позитивных примеров много (если не благодаря Craft Week, то по другим причинам): Chanel, к примеру, в 1996 году после долгих лет сотрудничества купила Maison Lemarié, одну из последних мастерских, работающих с декоративными перьями. LVMH в 2012-м приобрёл Les Tanneries Roux, специализирующуюся на выделке телячьей кожи.

Ротанговая мастерская Angraves в английском Лестере тоже в какой-то момент оказалась над пропастью. После 100 лет на рынке плетёной мебели семейная компания объявила себя банкротом в 2010 году. Из 35 сотрудников только двое были знакомы с традиционной техникой. Каждый из них более 40 лет занимался этим ремеслом. На помощь пришла давняя клиентка Лулу Литл, совладелица мебельной мануфактуры Soane Britain. «Я поняла, насколько сложно найти плетельщиков в Великобритании, когда мне понадобился эдвардианский ротанговый диван, – говорит она. – Стимулом были страх потерять это ремесло навсегда и, конечно, заказы клиентов. Я купила сырьё и станки у менеджеров Angraves и открыла мастерскую заново». Теперь Angraves – единственная ротанговая мастерская, сохраняющая ремесло, которое было востребовано в Англии и континентальной Европе в XIX веке. Недостаток мастеров привёл к появлению недобросовестных конкурентов. Фабриканты покупают за границей дешёвый материал и плетут его на станках, а не вручную. Но Angraves уцелела не одна. Эрика Ларссон – последняя плетельщица ротанга в Швеции, а Го Киок Сен с сыном считают себя последними из могикан в Сингапуре. На создание одного предмета из ротанга уходят дни, недели и даже месяцы. Пальму вымачивают и обрабатывают паром, чтобы она приобрела необходимую гибкость. Только после полного высыхания приступают к работе. Требуется время, чтобы понять материал. «Это благодарный, но очень кропотливый труд», – говорит один из ветеранов Мик Грегори. Диван U-образной формы длиной 10 метров из коллекции Angraves потребовал двух месяцев работы. Изголовье кровати для американского клиента – месяца.

Но о чём Angraves не приходится беспокоиться, так это об учениках. Soane запустила обучающую программу, что привлекло молодых мастеров, а это значит, что новое поколение унаследует ценные навыки. Теперь в мастерской 14 работников. «Один из наших сотрудников пришёл всего два месяца назад, – говорит Грегори. – Я работаю с ним бок о бок и могу передать свой опыт». И от этого напрямую зависит будущее его ремесла.

Фото: Alessandro Toscano, Dumitru Toira, Marco Zorzanello