Как вести арт-собрание: советы начинающим и опытным коллекционерам
Говорят, в Швейцарии бытовала традиция дарить на рождение золотые часы. Что бы ни случилось с родителями, суммы от их продажи ребёнку должно было хватить на то, чтобы дожить до совершеннолетия, выучиться и стартовать во взрослую жизнь.
И сегодня, когда речь заходит о вложении средств, инвестиции в часы – в десятке самых популярных. Аукционный дом Phillips вовремя заметил устойчивый интерес к исторической высокой механике. Теперь его часовые аукционы бьют мировые рекорды. Пока за право называться самыми дорогими в мире сражаются модели Patek Philippe и Rolex. Вслед за Phillips тренд подхватили другие аукционные дома. На торгах Christie’s в ноябре 2019-го Grandmaster Chime 6300A-010 Patek Philippe ушли за $31 млн. Предыдущий мировой рекорд Patek установил в 2014 году на Sotheby’s, когда модель 1932 года продали за $24 млн. Чтобы превратиться в предмет инвестирования, часы, по мнению консультанта консалтинговой фирмы Audacis Advisors Жеральда Отье, должны соответствовать двум основным требованиям: обладать действительно редкими качествами и пребывать в идеальной сохранности, то есть по-хорошему их следует хранить в сейфе, а лучше – в музейных условиях. Предметы декоративно-прикладного искусства финансисты называют предметами роскоши. Место роскоши, купленной в качестве инвестиции, – под замком. Так безопаснее.
Где хранить
Money loves silence – эту же стратегию бизнесмены применяют, когда начинают собирать арт-коллекции. Сегодня искусство занимает первое место в топ-10 альтернативных инвестиций, опережая вино, автомобили, часы, ювелирные украшения, китайскую керамику и монеты. Мотив бизнесменов понятен: последние 25 лет индекс AMR-Art 100 показывает увеличение цен на произведения искусства в среднем на 8% в год. По данным опроса американских коллекционеров 2018 года, приведённым в отчёте швейцарской UBS, 87% из них планируют оставить свои собрания детям, внукам, компаниям и музеям.
К искусству можно подходить исключительно с деловыми принципами и сразу помещать его в специальное хранилище фрипорт, но, как правило, это не работает ни в жизни, ни в кино. Мы помним, как герой фильма «Лучшее предложение», тот ещё социопат, тайно собирал женские портреты, но всё-таки был обманут и ограблен мошенниками.
Во фрипорте в Швейцарии хранил свои сокровища миллиардер Дмитрий Рыболовлев: 38 работ – «голубых фишек» арт-рынка, среди них – Роден, Эль Греко, импрессионисты, Ротко, Климт, Пикассо и да Винчи. Мир никогда бы не узнал о его коллекции, если бы на одном русском ужине в Нью-Йорке Рыболовлев не встретился с арт-консультантом Сэнди Хеллером, среди клиентов которого значатся Роман Абрамович и Стив Коэн (тот, что купил акулу Дэмиена Хёрста у галериста Чарльза Саатчи за $8 млн и перепродал её за $12 млн). На этом ужине, как писала The Art Newspaper, Хеллер рассказал, что дилер Ив Бувье срочно скупает самые дорогие работы. В разговоре прозвучали и цены – Рыболовлев понял, какую маржу получает его консультант Бувье, и подал в суд.
Чтобы коллекция послужила потомству золотым парашютом, специалисты советуют не переносить правила бизнеса в искусство напрямую, а придерживаться золотой середины. Как пример идеальной коллекции-инвестиции, над монетизацией которой неустанно работает её владелец, приводят Лейденскую коллекцию. За 15 лет фондовый инвестор из Нью-Йорка Томас Каплан с женой создали собрание музейного уровня. Их стратегия – максимальная публичность.
Что собирать
Томас Каплан собирает лейденскую школу, круг старых мастеров, включая Рембрандта, Вермеера, Халса, Доу, ван Мириса. В его коллекции около 250 работ, 55 авторов, включая Леонардо да Винчи (два карандашных рисунка).
В циничной шутке про то, что хороший художник – мёртвый художник, только доля шутки. Искусствоведам проще анализировать наследие автора, который уже завершил свой творческий путь и не вмешается в научную дискуссию. Арт-дилерам удобнее продавать по логике: берите то, что есть, новой партии не подвезут. Этим же доводом пользуются аукционные дома, всякий раз разыскивая сокровища в джунглях, на старых закопчённых кухнях, в сундуках у потомков. Сейчас как раз наступил тот момент, когда закрома русского дореволюционного искусства пусты, последнее поколение владельцев физически сходит на нет, а наследники уже успели почти всё распродать. (Death, Divorce и Debt – три главных источника поступления лотов на аукцион.) Смена исторических волн – одна из причин, по которой цены на русское искусство XIX – начала XX века начинают сейчас подниматься.
Принято считать, что вертикальные коллекции (одного художника) инвестиционно гораздо менее надёжны, чем горизонтальные (20–35 авторов одного круга или периода). При неудачной концепции собрание рискует превратиться в хаотичную подборку. Банкир, коллекционер Пётр Авен говорит, что сегодня грамотные частные коллекции музейного уровня в Москве и Санкт-Петербурге можно пересчитать по пальцам, хотя почти все его друзья и знакомые что-то собирают.
Аналитик агентства Arts Wanted Екатерина Бахметьева считает, что самые ликвидные инвестиции – это старые мастера, импрессионисты, европейский и американский дизайн начала XX века, западные молодые современные художники. Если говорить о русском искусстве, то это работы до 1930-х годов. «Их немного, но они есть. Лучше купить одну картину, но пусть это будет Малевич. Пока такое возможно», – говорит Бахметьева. Русский авангард действительно самое ликвидное российcкое искусство, цены на него устойчиво растут, а рекорд Малевича составляет $86 млн. При этом группа наследников художника, возглавляемая парижским адвокатом Туссеном, терроризирует мировые музеи, требуя возврата работ, а в аукционных домах пьют валокордин, когда к ним приносят картины русских авангардистов – подделок и скандалов вокруг них столько, что вероятность неприятностей чрезвычайно высока.
Арт-дилер и консультант Ирина Бычкова, владелица галереи «Полёт», самой надёжной инвестицией в русское искусство считает реалистов XX века. Это Гелий Коржев, Александр Дейнека, Виктор Попков, Дмитрий Жилинский – те, кто выбивается из мейнстрима западного абстрактного современного искусства.
Создатели консалтинговой компании в сфере искусства Smart Art Екатерина Винокурова и Анастасия Карнеева советуют инвестировать в молодых художников.
Во-первых, ни в каком другом сегменте арт-рынка цены не растут так стремительно, как в современном искусстве. Неслучайно сенсационная продажа «Спасителя мира» да Винчи (за $450 млн) из коллекции Рыболовлева произошла именно на торгах послевоенного и современного искусства. Таких цен на старых мастеров не бывает. А самый дорогой из ныне живущих современных художников 82-летний Дэвид Хокни в ноябре 2018 года стал свидетелем мирового рекорда, установленного на аукционе Christie’s. «Портрет художника (бассейн с двумя фигурами)» его авторства ушёл за $90 млн. В 1972-м, в год создания картины, галерист Хокни смог продать её только за $18 тыс. То есть при жизни художника цена на его работу выросла почти в 5000 раз.
Во-вторых, как отмечают аналитики, стоимость современного российского искусства, за исключением нескольких авторов-корифеев, очень невысока и очевидно занижена. Велика вероятность, что когда-нибудь цены взметнутся, как на Хокни, Хёрста, Каттелана или Баския. Сегодня в топ-10 самых привлекательных для инвестиций художников по версии Smart Art входят Сергей Сапожников, Света Шуваева, Александра Паперно, Евгений Антуфьев, арт-группа «Куда бегут собаки», Таус Махачева, Павел Пепперштейн, Александра Сухарева, Андрей Кузькин, Дмитрий Окружнов и Мария Шарова.
Как собирать
Все арт-консультанты сходятся в одном: бессмысленно поручать формирование коллекции профессионалам, устраняясь от активного участия. Как метко заметил Давид Якобашвили, в чьём собрании раритетной часовой механики, автоматонов, музыкальных автоматов, русской бронзы, декоративного стекла, Фаберже, живописи и скульптуры более 20 тыс. единиц, «поводырей нам не надо». Все покупки Якобашвили делает сам, лично. А это значит, что, когда рабочий день бизнесмена заканчивается, начинается работа коллекционера. Тамаз и Ивета Манашеровы, собиратели русского авангарда и неофициального искусства шестидесятников, говорят, что читают, смотрят, работают с материалами каждый день, невзирая на усталость.
Коллекционерам приходится досконально изучать не только важнейшие выставки Москвы и Петербурга, но и ездить на мировые биеннале, просматривать каталоги множества аукционных домов (только во Франции их больше 40) и посещать художественные ярмарки по всему миру. «Коллекция, с какой бы целью она ни собиралась, – всегда отражение вкусов её составителя. И конечно, она отражает степень вовлечённости и уровень знаний коллекционера, – говорит Екатерина Бахметьева. – Делаешь раскладку коллекции и видишь: вот период "Винзавода" и аукционного дома Vladey. Потом, ближе к 2010-м, поездок на Frieze и FIAC, в Лондон и Париж».
Галерист, создатель аукционного дома Vladey Владимир Овчаренко советует покупать то, что приглянулось с первого взгляда, вызвало сильную эмоцию. В его галерее и на торгах всегда много драматического, театрально-нарочитого искусства.
Лондонский коллекционер русского современного искусства Игорь Цуканов говорит, что давно определился с концепцией своей коллекции – он собирает работы музейного уровня и завещать их планирует музею, а не семье: «Вопрос, нравится ли мне работа, даже не рассматривается, я выбираю по другим, рациональным критериям».
Бахметьева первым делом спрашивает клиентов, усилит ли новое приобретение коллекцию? Если ответ – да, то за ним следуют другие вопросы: как работу воспримут остальные члены семьи, где она будет располагаться и как впишется в обстановку дома. «Есть хорошие художники, с которыми почти невозможно ужиться, – говорит Бахметьева. – Борис Григорьев, например, разрушает любой интерьер».
Чтобы наследники смогли разобраться в том, что им завещали, и коллекция оказалась ликвидной, консультанты советуют всё документировать: собирать чеки, квитанции, переписку с музеями и аукционными домами, каталоги выставок. И конечно, разговаривать с детьми об искусстве, ходить вместе в музеи, которые в жизни коллекционера – важнейшие места силы.
Кому показывать
Без сомнения, работы нужно давать на выставки и даже на долгосрочное хранение и экспонирование в музеи. Хранение помогает минимизировать траты на содержание коллекции, а экспонирование обеспечивает достойный провенанс. Предмет, показанный на выставке в ведущем мировом музее, словно получает новую легальную биографию. В истории с обнаружением работы да Винчи (раньше «Спасителя мира» приписывали кругу его учеников) ключевой момент легализации находки – выставка в Национальной галерее в Лондоне в 2012 году, где она впервые была показана как картина кисти гения. Только после признания музейщиками работу, которую ещё в 2005 году эксперты Sotheby’s атрибутировали как подлинник да Винчи, купил арт-дилер Ив Бувье, чтобы потом её перепродать.
Как правило, музеи, запрашивая картину на выставку, оплачивают её страховку и транспортировку. Но в некоторых случаях коллекционеры берут расходы на себя. И не зря. Вид работы в непривычных интерьерах не только меняет точку зрения коллекционера на произведение, но и приводит к другим, более интересным наблюдениям, например, переосмыслению всей коллекции и путей её развития. Екатерина Бахметьева рассказывает, как один из её клиентов, коллекционер импрессионистов и постимпрессионистов, загорелся идеей купить работу Дэвида Хокни. Она убедила его перед покупкой поехать в амстердамский Музей Ван Гога, где как раз открылась выставка «Хокни – Ван Гог. Радость природы». Коллекционер съездил, вернулся и купил ещё одного Ван Гога.
Томас и Дафна Каплан в феврале 2017 года с большой помпой легализовали свою коллекцию в Лувре. Тогда музей показал не всё собрание. Но начало было положено. Коллекционеры выложили картины в интернет на theleidencollection.com, снабдив их подробными описаниями. Рынок старых мастеров, слегка затихший в тот момент, вновь пробудился. Осенью 2018 года открылась большая ретроспектива Брейгеля Старшего в Вене, и раззадоренное бельгийское королевство выделило €25 млн на пиар-кампанию «Фламандские мастера» – отмечали круглые даты Рембрандта, Брейгеля Старшего, а 2020-й объявлен Годом ван Эйка.
Тур Лейденской коллекции прошёл в Москве и Петербурге. До того собрание гастролировало в Китае, а затем уехало в Лувр Абу-Даби. Аудиторы говорят, что эти гастроли объединяли просветительскую цель с деловой – поиском нового покупателя-инвестора. По правилам арт-рынка, коллекцию или её лучшие части нужно показывать публике минимум раз в три года.
Пожалуй, самый оригинальный способ продвижения и популяризации своего собрания выбрал российский предприниматель Андрей Филатов. Любитель «сурового стиля», поклонник Коржева и Попкова, собрал коллекцию русской и советской живописи из 400 работ. Часть из них – в постоянной экспозиции в замке Бьюли в Южной Англии. А все остальные украшают этикетки бордоских вин, которые производит винодельня Филатова во Франции. Дэвид Бекхэм, попробовавший вино летом прошлого года, разместил фотографию бутылки с картиной Репина «Демонстрация 17 октября 1905 года» в своём Instagram (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации). Пост посмотрели 58 млн подписчиков.
Как продавать
Коллекции-инвестиции полагается всегда быть в хорошей рыночной форме. А это значит, что коллекционеру и его советникам приходится зорко следить за ценами. Продавать и покупать. Ирина Бычкова говорит, что российский рынок искусства изолирован от мирового и процессы, которые идут у нас, мало влияют на европейские и американские: «Сегодня репутация современных художников образуется или в Нью-Йорке, или в Лондоне. В России больше всего покупают русское искусство, хотя потребность в новом круге идей, концепций, впечатлений огромна».
Коллекционер-бизнесмен Андрей Чеглаков не видит в сложившемся положении никакой дискриминации русских коллекционеров. По его словам, от русского человека за границей если и ждут разговора об искусстве, то именно о русском. И хорошее знание предмета, увлечённость, способность интересно рассказать и удивить дорогого стоят. Никаким другим способом, кроме коллекционирования, эти навыки получить нельзя. И часто именно они – единственное конкурентное преимущество бизнесмена из России.
Фото: Getty Images; Александр Земляниченко/AP/ТАСС; Сергей Пятаков/РИА Новости