Шоу Трумена: детективная история Ксении Соколовой с самой собой в главной роли

В квартире на Пятницкой раздался звонок в дверь, и водитель моей подруги Н. вручил мне спортивную сумку с логотипом баскетбольной команды Brooklyn Nets. Чёрный баул был густо обмотан коричневым скотчем, уже еле сдерживающим изрезанную в лохмотья синтетику. Я отнесла увесистую сумку в гостиную и, поставив на стол, долго пялилась на неё, боясь извлечь содержимое. Наконец решилась. Внутри покоился свёрток из пупырчатого целлофана, пострадавший от ножа. Но содержимое оказалось целёхонько: я извлекла на свет божий свою первую в жизни серьёзную аукционную покупку — пожелтевшие от времени журналы Interview и Esquire за 1969—1975 гг. На обложках стояло факсимиле: «Из личной библиотеки Трумена Капоте». На экземплярах с первой публикацией романа Answered Prayers («Услышанные молитвы») факсимиле сопровождала подпись автора. Убедившись, что журналы не пострадали, я взяла наугад пару экземпляров, прижала к себе и так и сидела. Время сгустилось, зашлось-разошлось, закольцевалось: я нашла, выкупила и переправила с дикими приключениями в снежную Москву журналы, принадлежавшие писателю, который во многом определил мою судьбу, с которого началось моё увлечение глянцем и чьи весьма неглянцевые подвиги я повторила в Москве нулевых и десятых, набитой нефтяным баблом, словно старый диван клопами. (И тут уж Трумен вполне мог снять передо мной шляпу.) Мы с Труменом — я в виде девичьего тела, он — в обличье пожелтевших страниц — обнялись на улице Пятницкой и с тех пор не расстаёмся. Дело было в 2016-м, и как раз в том же году я получила весьма заманчивое предложение — стать главным редактором российского Esquire. Предложение само по себе было классным, но, помимо прочего, если бы я приняла оффер, то стала бы первой женщиной-главредом мужского журнала Esquire в мире. Потом, правда, выяснилось, что гендерный прецедент уже случился в одной из азиатских стран, но им можно было пренебречь в нашем грандиозном проекте. Пока велись переговоры с медиахолдингом — процесс обычно долгий, — я жила привычной бонвиванской жизнью. Как-то, сидя на педикюре в салоне «Белый сад» с коробкой конфет и лениво скролля новостную ленту, я наткнулась на заметку в британской The Guardian — и тут же поперхнулась вишенкой в шоколаде. Газета с прискорбием извещала читателей о безвременной кончине Джоан Карсон, жены популярного американского телеведущего Джонни Карсона. Пожилая респектабельная Джоан скончалась в своём доме в Малибу, не оставив наследников. Дом этот был не просто чрезвычайно дорогим. Он — часть истории мировой литературы. 25 августа 1984 года в бассейн этого дома рухнул пьяный в дым Трумен Капоте. Наутро Джоан с мужем обнаружили тело, коронер констатировал смерть. Писатель Трумен Капоте утонул.

Главным в заметке The Guardian был пассаж о том, что аукционный дом Даррена Жюльена выставляет на продажу дом и всё имущество покойной Джоан Карсон. Далее следовали ещё более захватывающие подробности о Трумене. Оказалось, что в могиле писателя на кладбище мемориального парка в Вествуд-Виллидж в Лос-Анджелесе захоронена лишь половина его праха. Другая половина по неизвестной науке причине хранилась в доме Джоан Карсон в погребальной урне, больше похожей на шкатулку для украшений. Дом дважды грабили, но оба раза воры возвращали урну. Теперь скандальный аукционист с говорящей фамилией Жюльен выставлял сей макабрический предмет на торги. Эстимейт урны не превышал $4000.

Казалось, я читаю не газетную заметку, а единственный в своём роде написанный мёртвой рукой роман: старина Трумен от души развлекается из могилы в присущей одному ему мрачно-изысканной манере. Своего рода Le grand final так и неоконченных автором Answered Prayers, за которые Капоте и поплатился трагической гибелью.

На следующее утро в почте я обнаружила оффер: мне официально предлагали стать главным редактором российской версии журнала Esquire. Это дело следовало отметить. Открывая шампанское, я вдруг поняла, что у меня дрожат руки. События сплетались в изумительной красоты и точности узор. Я решила непременно заполучить урну с прахом Капоте. Во-первых, Капоте был не только моим любимым писателем: про себя я называла его «своим альтер эго в мире мужчин». Родись я писателем-мужчиной, была бы такой — ростом метр шестьдесят, с тонким визгливым голосом, отвратительным характером и всеми признаками гениальности (в случае мистера Капоте полностью реализованными, хотя и стоившими ему жизни). Во-вторых, только представьте, каким шикарным дебютом стало бы приобретение праха знаменитого автора почтенного Esquire, где впервые были опубликованы те самые скандальные главы Answered Prayers, за которые «лебёдушки» Капоте отправили его в тотальный игнор, что и стало главной причиной краха. Ну а дальше бриллиантовый дым окончательно застил дворницкую: я подумала, что надо сделать первую светскую вечеринку обновлённого русского Esquire в виде камерного Чёрно-белого бала — как оммаж грандиозной вечеринке Трумена 1966 года и вообще эффектный жест. Наконец, четвёртая и главная причина моего решения заключалась в том, чтобы захоронить эту многострадальную урну в могиле Капоте на кладбище в Лос-Анджелесе и положить конец приключениям останков писателя — его стоянию одной ногой в могиле.

Закон имени меня гласит: если придумала запредельную хрень, действуй немедленно, иначе здравый смысл отменит прекрасные безумства. Тем утром в Москве я сделала две вещи. Во-первых, написала уважаемым контрагентам, что с благодарностью принимаю предложение и почту за честь стать главным редактором Esquire. Во-вторых, позвонила подруге (назовём её А.) в Лос-Анджелес. Мы познакомились лет 15 назад, когда вместе работали в очередном глянцевом журнале. Высокая, красивая и блестяще образованная А. легко делала карьеру и вскоре стала ведущим обозревателем в главном светском журнале Москвы. В один прекрасный день она пригласила меня в «Симачёв» и над тарелкой крабового супа заявила: «Я всё продаю и уезжаю в Америку!» Пацан сказал — пацан сделал: спустя несколько месяцев подруга уже писала мне из Флориды и приглашала в гости. Вскоре мы наслаждались крабовым супом совсем другого качества рядом с Ки-Уэст. И тут А. снова сразила меня наповал: «от нечего делать» взяла да и перевела на русский неоконченный роман Трумена Капоте Answered Prayers. Я застыла, выпучив глаза, как тот краб, а очнувшись, попросила двойную водку. Вечером А. дала мне почитать свой перевод. Я в этом деле немного понимаю: художественному переводу с английского меня учил в Литературном институте сам Виктор Петрович Голышев, великий переводчик и близкий друг Иосифа Бродского. Кстати, именно он перевёл «Завтрак у Тиффани» и «Хладнокровное убийство». За чтение перевода Answered Prayers я взялась не без трепета, так как ценила только лучшие образцы жанра и не собиралась на эту тему подруге лгать. Но перевод был выполнен хорошо, а местами блестяще. Вскоре А. переехала из Флориды в Калифорнию. Именно А. я предложила стать моим представителем на аукционе в Лос-Анджелесе. Казалось, нас ждёт неминуемый успех: кому, спрашивается, нужен дурацкий ящик с пеплом, кроме Ксении из Москвы?

За несколько дней до аукциона я получила каталог: имущество миссис Карсон состояло из сотни лотов — бальные платья, мебель, столовая посуда и прочее. Отдельный раздел — вещи Трумена Капоте. Несколько костюмов, запонки, портсигар, чемоданы, шляпа, какие-то финтифлюшки. На лоте «Трусы и майка, которые были на Т. К., когда он упал в бассейн» я сломалась, грязно выругалась и захлопнула макбук. Читать этот вонючий список не было никаких сил. Между тем дата аукциона приближалась. В назначенный день А. отправилась на торги, а я зависла на телефоне. Незнаю, существует ли документальная съёмка тех торгов, но они довольно точно воссозданы в финальном эпизоде второго сезона сериала «Вражда: Капоте против Лебедей» Гаса Ван Сента, повествующего о том, как Трумена «заклевали» его «лебёдушки» — светские дамы Нью-Йорка золотых времён. Разумеется, «урна с прахом классика» стала главным лотом торгов. Предложение в $10 000 последовало на первой минуте. Легко преодолев предельную для меня планку в $15 000, ставки взлетели в космос, и в итоге волшебная шкатулка ушла с молотка за $45 000. Как выяснилось позже, покупатель оказался китайцем. Я приуныла, но А. не дала мне пасть духом: «Не досталось праха, так давай купим что-то ещё». Я сказала А., чтобы она сама сделала выбор — и она его сделала.

В конце каталога значилась стопка старой макулатуры. О том, что с аукциона продаются журналы из личной библиотеки Капоте, украшенные его факсимильной печатью, а кое-где и подписью, я узнала уже во время торгов. В отличие от праха, журналы не вызвали ажиотажа, и я легко забрала их за $2000. Через пару недель А. в Лос-Анджелесе получила посылку от аукционного дома Даррена Жюлье- на — журналы Esquire, в том числе номер, где была напечатана глава «Le Côte Basque, 1965» «Услышанных молитв». Именно после этой публикации ставшие её прототипами леди объявили своему другу-писателю бойкот, а одна из них совершила суицид. На обложке значилось: «Из личной библиотеки Капоте». Остальные номера Esquire содержали другие публикации Капоте и его интервью. Кроме «Эсквайров» я купила несколько номеров Interview, который придумал и издавал Энди Уорхол. Уорхол благоговел перед Труменом, поэтому почти в каждом номере Interview моей коллекции были беседы Уорхола с Капоте. Интервью сочились пиететом: талантливый Уорхол понимал, что говорит с гением. Мое любимое из них — «Is Truman human?» (1978). Я смотрела на экран, где А. перелистывала пожелтевшие страницы. Это были вещи, о которых я впервые узнала, когда училась в институте на отделении перевода В. П. Голышева. Я хорошо знала, как выглядят некоторые из тех обложек, видела их фото в монографиях о Капоте на русском и английском. Увлёкшись журналистикой, позже я буквально применила некоторые радикальные методы, изобретённые Капоте, и, так же как и он, получила за свои весьма лихие «выстрелы» отдачу, стоившую впоследствии тяжелейших психологических проблем — но речь не об этом. Дело оставалось за малым: доставить результат почти мистической сделки из солнечной Калифорнии в хмурую Москву.

И старина Трумен со своим неподражаемым чувством юмора снова не подвёл. Казалось бы, что может быть проще: доставить из Лос-Анджелеса в Россию сумку со старыми журналами? Я стала искать оказию, и она нашлась.

Мои друзья — Наташа Синдеева (признана в РФ иноагентом — Прим. RR) и Саша Винокуров — как раз путешествовали по Калифорнии и любезно согласились прихватить с собой на обратном пути небольшую посылку. Я попросила А. хорошенько упаковать журналы и доставить к ним в отель. Так журналы оказались в сумке Brooklyn Nets, для верности перемотанной скотчем. Не застав друзей в отеле, А. попросила консьержа передать сумку, как только те появятся. Она пролежала на складе не меньше суток (это важная подробность). По возвращении консьерж вручил им посылку, и ребята отправились ужинать. Вернувшись за полночь, обнаружили, что номер пятизвёздочного отеля ограблен. Вынесено всё ценное, а посреди номера валяется изрезанная сумка. Несмотря на попытки отеля замять дело, было произведено расследование. Грабителей не нашли, но полиция пришла к выводу, что наводчик — кто-то из персонала. Бандитов интересовала сумка: по словам полицейских, как две капли воды похожая на те, в которых представители русской мафии передают друг другу крупные суммы наличных. Трудно не оценить красоту очередного раунда изящной макабрической игры с дядюшкой Труменом: призрачная маленькая рука помахала из могилы, в которой, увы, мне не удалось захоронить его мятежный прах.

Спустя неделю журналы прибыли в Москву, в квартиру на Пятницкой. С них началась моя небольшая коллекция артефактов, которые я не то чтобы собираю, но иногда покупаю, если что-то подвернётся. Я много путешествую и почти всегда беру с собой один из тех старых «Эсквайров». Моя коллекция с годами растёт в цене — интерес к перипетиям биографии автора «Завтрака у Тиффани» не угасает. Новый всплеск вызвал как раз сериал Гаса Ван Сента. Уверена, Голливуд не отцепится от Капоте и дальше. Уж больно кинематографичную он сотворил себе судьбу.

P.S. В конце истории, вероятно, следует добавить, что главным редактором российской версии Esquire я так и не стала. Хотя до сих пор именуюсь им в «википедиях». В силу обстоятельств мы вынуждены были расстаться с моими несостоявшимися работодателями — отмечу, они повели себя безупречно. Особенно учитывая невозможный характер автора, кажется, мистически унаследованный непосредственно от сладко-гадкого мистера Капоте.

«Так я распрощался с моей блестящей карьерой художника», — трудно описать нелепую жизненную коллизию точнее, чем это сделал автор «Маленького принца». Считается, что текст нельзя заканчивать цитатой, а я — из вредности — закончу сразу двумя. Спасибо вам за всё, мистер Truman Human. Ваша леди до сих пор путешествует.