Портрет психопата: что общего у Чикатило и вашего бизнес-партнера

В 1943-м, в разгар Второй мировой, Управление стратегических служб США (позднее – ЦРУ) обратилось к известному психоаналитику Вальтеру Лангеру с поручением создать психологический портрет Адольфа Гитлера. Год упорной работы целой команды экспертов под руководством Лангера, анализ 11 000 страниц данных разведки и на выходе – доклад, на который немедленно навесили гриф «секретно». Неудивительно: речь шла о военной тайне и – как некоторые всерьез верят – секретных методиках ЦРУ. Политический и психологический профиль, или профайл, фюрера оказался для военных полезным. И хотя на исход войны повлиял вовсе не доклад Лагнера, именно он положил начало профайлингу, который распространился не только на политиков и серийных убийц, но и на топ-менеджеров, пусть и невиновных (но это неточно).

Профайлинг – наука пока молодая, но музеем уж обзавелась. Основан он в 2020 году Научно-исследовательским центром корпоративной безопасности (НИЦКБ), который занимается профилированием, обучает профессии и ведет научную деятельность. Экскурсию по музею, расположенному в московском бизнес-центре на Бауманской, для меня проводят основательница НИЦКБ Анна Кулик и Артем Курицын – гендиректор ForseeTech, проекта НИЦКБ, который создал VR-тренажер для обучения профилированию на объектах, через которые проходят толпы людей.

Среди исторических документов, собранных в разных концах света, легче понять, чем на самом деле занимаются профайлеры. Пока я рассматриваю копию того самого досье, собранного Лангером на Гитлера, оригинальные материалы из дела Чикатило и даже подлинник трактата Камилло Бальди XVII века (первая в истории работа по психологической оценке почерка), Анна Кулик рассказывает, что с детства знала, кем хочет стать. Не знала только, как называется будущая профессия.

Когда в 1990-х в России появилась переведенная на скорую руку западная литература о профайлинге, слово «профайлеры» с английского перекладывали как бог на душу положит: «лицечтецы», «профилометры» и прочие «лицемеры». «Так что прежде чем стать профайлером, я мечтала стать профилёром», – улыбается Кулик. Можно подумать, что еще в юности на Анну, как на многих из тех, чье детство выпало на 1990-е, неизгладимое впечатление произвели выпуски «Криминальной России» на НТВ. Но на самом деле первым шагом была любовь к биографиям писателей и поэтов, попытки понять мотивы их поступков.

Переломным моментом для 12-летней на тот момент Анны стала экскурсия в музей МВД на Новослободской. «Когда я оказалась перед стеной с фотографиями жертв Чикатило, помню, подумала: "Что же должно происходить в голове у человека, который совершает такие страшные поступки?"» Меня переклинило, и интерес к изучению жизни великих поэтов и писателей сместилась на изучение поведения преступников». Позже интерес «зашлифовала» «Криминальная Россия» и отрывки статей о громких преступлениях из журналов и книг, которые в те годы библиотекарши еще выдавали по читательскому билету даже ребенку.

Артем Курицын замечает, что представления российского обывателя (и некоторых профессионалов) о профайлинге в основном почерпнуты из массовой культуры. Конечно, Голливуд сделал этому направлению большую рекламу, но, насмотревшись «Молчания ягнят» (1991) и «Мыслить как преступник» (2005-2020), многие стали воспринимать фильмы и сериалы как готовое учебное пособие. Между тем криминалистический профайлинг – лишь один из существующих видов профилирования. Помимо него есть и политический, и массовый, и бизнес-профайлинг. И развиваются они с той же быстротой, с какой криминалистический профайлинг романтизируется благодаря моде на документалистику в жанре тру-крайм, буквально захватившей мир.

Коллекция музея охватывает историю профессии с самого ее начала. Вот фото улыбчивого мужчины средних лет в шляпе, костюме и пальто. Он похож на доброго соседа, который при встрече спрашивает: «Вы розы подрезаете справа налево или слева направо?» На самом деле это «Сумасшедший бомбист» Джордж Метески, который 16 лет держал в ужасе жителей Нью-Йорка, закладывая самодельные взрывные устройства в общественных местах. В далеком 1957-м его поймали во многом благодаря решению отчаявшегося найти преступника капитана полиции Говарда Финни обратиться за помощью к психиатру и будущему «отцу криминалистического профайлинга» Джеймсу Брусселу.

Меня как поклонницу «Охотника за разумом» (не путайте двухсезонник от Netflix (2017-2019) с одноименной лентой 2021 года) и криминального жанра в целом в музее манят артефакты, связанные с Джоном Дугласом и Робертом Ресслером. Эти легендарные агенты ФБР – прототипы главных героев сериала. Как рассказывается в нем, ФБР в 1970-е столкнулось с ростом числа покушений и убийств на сексуальной почве и стало использовать бихевиористику для поимки преступников. Чтобы собрать научную базу для работы, Дуглас и Ресслер ездили по тюрьмам и общались с уже пойманными серийными убийцами (этот термин, к слову, появился позже), изучая их психологию. Среди собеседников были Эд Кемпер и Чарльз Мэнсон.

Новый подход принес плоды: в начале 1980-х он позволил копам поймать «Монстра из Атланты» Уэйна Уильямса, жертвами которого, по некоторым данным, стали более 30 детей. Эта история подробно показана во втором сезоне «Охотника за разумом». Но еще задолго до сериала работа Дугласа и Ресслера вдохновляла многих создателей голливудских триллеров. Например, Дугласа привлекали как консультанта во время съемок культового фильма «Молчание ягнят», и он произвел большое впечатление на актера Скотта Гленна, сыгравшего Джека Кроуфорда, руководителя команды профайлеров и начальника Клариссы Старлинг. А Ресслер стал прототипом агента ФБР Фокса Малдера в сериале «Секретные материалы» (1993-2018).

Еще интереснее, что советские следователи едва ли отставали от американских коллег. Пока Дуглас и Ресслер ловили в США «Монстра из Атланты», сыщики в СССР занимались поимкой, пожалуй, самого известного серийного маньяка и насильника в отечественной истории – Андрея Чикатило. В 1980-х в Ростовской области царила атмосфера ужаса: о ней рассказано во множестве документальных фильмов, книгах и одноименном сериале (2021-2022) с Дмитрием Нагиевым.

Следователи, занимавшиеся «Лесополосой» – так называлась операция по поимке маньяка – пребывали в отчаянии неменьшем, чем капитан Финни, ловивший Бомбиста в Нью-Йорке. Чтобы сдвинуть расследование с мертвой точки, они сделали в СССР ровно то же, что Дуглас и Ресслер в США: отправились в тюрьму к другому маньяку – Анатолию Сливко, который дожидался там смертной казни за убийства мальчиков в Невинномысске. Он помог правоохранителям составить профиль убийцы из Ростовской области. Увы, анализ Сливко оказался бесполезным: маньяк предположил, что убийства совершают два разных преступника. «Кто знает, если бы Сливко тогда не ошибся, в России бы еще в 1980-х могла зародиться собственная школа профайлинга, аналогичная ФБР», – пожимает плечами Анна Кулик.

Но помощь пришла с другой стороны. В 1986-м ростовский психиатр Александр Бухановский составил профиль убийцы. За страшными фотографиями с мест преступлений психиатр смог разглядеть вполне реальный облик преступника. Оценивая время совершения нападений, он заметил метеозависимость маньяка и сделал вывод о его слабой физической конституции. В 60-страничном профиле Бухановского была весьма близкая к реальной информация о росте, телосложении, возрасте маньяка. А самое главное – Бухановский понял, что за зверствами стоит не клишированный образ безумца, а человек, выглядящий как обычный член советского общества.

После задержания Чикатило в 1990-м у следствия, несмотря на десятки эпизодов преступлений и многолетнее расследование, не оказалось железобетонных улик для обвинительного приговора, сам же маньяк ушел в глухую оборону. «Разговорить» его и вытащить на свет признание с подробностями убийств смог тоже Бухановский. Причем изверг рассказал психиатру даже о тех своих преступлениях, жертвы которых на тот момент еще не были обнаружены. Подробную историю поимки Чикатило можно прочесть в книге Анны Кулик «Портрет психопата. Профайлер о серийных убийцах», а в Музее профайлинга – увидеть часть подлинных материалов дела, переданных рецензентом книги, еще одним участником поимки пресловутого маньяка – ростовским следователем Амурханом Яндиевым. В итоге во многом благодаря именно профайлингу Чикатило осудили и вынесли ему смертный приговор. Маньяка расстреляли 14 февраля 1994 года.

Массовый профайлинг – отдельное направление в профилировании, которое используют для поиска угроз в транспортной инфраструктуре, в местах массового скопления людей и для оценки уличной толпы. «Массовый профайлинг начал развиваться в 1980-х в Израиле, где геополитическая ситуация способствует повышенному уровню угрозы террористических атак, – объясняет Артем Курицын. – В остальном мире он стал набирать обороты после терактов 11 сентября 2001 года – захвата самолетов, которые террористы направили на башни комплекса Всемирного торгового центра».

Первый образ, возникающий в моей голове при мысли о массовом профайлере, – этакий Кэл Лайтман, главный герой сериала «Обмани меня» и ходячий детектор лжи. В первой же серии он как раз посещает аэропорт и демонстрирует свои умения ошеломленному зрителю. У коллег Лайтман вызывает суеверный страх. По слухам, он провел долгие месяцы в африканской глубинке за изучением надбровных дуг, и теперь читает лица людей, как открытую книгу. Такое воплощение профайлера вызывает у Кулик и Курицына снисходительную улыбку.

«Настоящий профайлер, даже самый тренированный, – не ходячий детектор, – поясняет Артем. – Его задача не в том, чтобы найти конкретного злоумышленника в толпе. Профайлер, анализируя поведение и внешний вид, способен идентифицировать в толпе человека, который ведет себя как "битый пиксель"». Анна добавляет: «Обученный эксперт, конечно, может распознать ложь и обнаружить угрозу. Но не так, как это происходит в кино. У человека огромное количество физиологических движений на лице, у которых есть функциональное значение, но они не означают эмоцию. Например, если человек в аэропорту вдруг сдвинул брови, он не обязательно задумал недоброе – может, он просто не расслышал объявление своего гейта».

Чтобы понять, как работает массовый профайлинг, я примеряю VR-очки – тренажер, созданный проектом ForseeTech для обучения: он позволяет отточить навык распознавать угрозу в толпе по внешнему виду и поведенческим маркерам человека. В тренажере я оказываюсь на обычном российском вокзале в зоне ожидания. Задача – за несколько минут оценить десятки пассажиров, сидящих в зале и проходящих мимо, и правильно идентифицировать шесть человек, представляющих угрозу.

Мда, думаю я, если бы Кэл Лайтман о таком знал, он бы наверное, поехал учиться в Россию, а не к африканским племенам... Я сдаюсь через минуту: все люди одинаковые! Меня успокаивают: даже для профессионала нет стопроцентных внешних признаков того, что человек совершит противоправное действие. Однако система определения есть. Первый рубеж – оценка одежды. Профайлеры, которые работают в местах массового скопления людей, хорошо знакомы с символикой различных экстремистских и радикальных преступных группировок. Увидев определенную нашивку на куртке, можно опознать потенциальную угрозу буквально «по одежке». Даже скулшутеров отличает любовь к определенным брендам. После этого можно перейти к оценке эмоционального состояния и поведения человека. Если что-то вызывает подозрение, нужно передать подозрительную личность в руки соответствующих лиц. Каких именно, зависит от протокола действий на конкретном объекте. В аэропорту и на музыкальном фестивале процедуры разные.

«Любой профайлинг — это междисциплинарная история. Человеку, который этим занимается, нужно одинаково хорошо разбираться в проявлении эмоций, особенностях поведения людей, символике. В таком комплексе массовый профайлинг на практике начинает работать наиболее эффективно. Но даже в таком виде он не панацея, а еще один эшелон безопасности в дополнении к техническим средствам: камерам, металлодетекторам, сканерам. И только в полном виде система безопасности максимально эффективна», — говорит Курицын.

Сегодня набирает обороты бизнес-профилирование, занимающееся решением сложных вопросов внутри компаний. Представьте, что вам нужно найти инсайдера, корпоративного вора или «засланного казачка» от конкурентов. Это часть того спектра задач, которые решают профайлеры. Бизнес-профилированию обучаются главы HR-отделов и служб безопасности, чтобы потом с его помощью проводить, например, важные кадровые назначения и конфликтные увольнения. И конечно, профайлеры занимаются сопровождением сделок и важными переговорами. Обычно это происходит так: эксперты анализируют нужного человека и к назначенному дню пишут для заказчика «инструкцию по его эксплуатации». Но в таких случаях профайлеров часто ждет двойная работа. Если клиент новый, то прежде чем снабдить его столь мощным оружием, нужно составить и его профиль. Так сказать, проверить чистоту помыслов.

Еще до знакомства с командой НИЦКБ мы условились: Анна и Артем покажут, на что способен бизнес-профайлинг, собрав к нашей первой встрече мой профиль. При этом на руках у них будет только мои ФИО и место работы. И вот момент истины настал. Анна садится напротив меня: «Анастасия, представьте, что вас заказали», – и кладет на столе внушительную стопку бумаг. Объем добытой информации неприятно удивляет, ведь я слежу за тем, чтобы в интернете ходило минимальное количество информации о моей частной жизни. Когда Кулик начинает перечислять объекты моей собственности, я не сильно удивлена. Сегодня доступ к личным данным человека может добыть любой: достаточно пары кликов в Telegram-ботах. Но когда Анна с тактичной полуулыбкой переходит к описанию моей личности, и профиль оказывается близок к оригиналу, у меня на лице каменеет неловкая усмешка. Романтичная барышня с томиком «Грозового перевала» в шоппере, эмпатичная натура, ныряющая в других людей, не задерживая дыхание, – очертания такой личности под опытным взглядом проступают под обликом агрессивной карьеристки. Конечно, это совсем не та информация, которой я хочу снабжать бизнес-конкурентов, хантеров или вообще малознакомых лиц (разве что только ради лавров за хорошую статью). Но, как выясняется, от профайлеров концы в воду не спрятать, и опытный глаз легко снимает слепленную за годы социальную маску.

«Мы "пылесосим" буквально все, что сможем найти в сети о конкретном субъекте, – тактично успокаивает Анна и объясняет суть такого рода профайлинга. – Это не только персональные данные о человеке и его близких, но также мимика, почерпнутая из последних сторис, информация о хобби, посты многолетней давности, о которых человек может даже не помнить, лингвистический анализ. Капс, выделение жирным, эмодзи – все это позволяет профайлеру разглядеть за текстом реальные эмоции автора. Они дополняют письменную речь также, как жестикулирование – устную». В моем случае именно забытые подростковые записи на заре появления «ВКонтакте» и ЖЖ оказались цифровой уязвимостью, по которой опытный эксперт смог быстро составить представление о моей личности.

«Это в зрелом возрасте человек может "держать лицо" на переговорах и, возможно, прошел какую-то школу жизни или даже профессиональную психологическую подготовку, – говорит Анна. – Но, когда профайлер скролит ленту соцсетей до конца, вернее, до самого начала, и видит, как тот же самый человек в свои 15 лет писал личные вещи, взрослая личина спадает. Перед экспертом предстает истинная натура человека с его настоящей лингвистикой и теми живыми и естественными порывами, которые заложены природой».

Тоже спохватились и побежали удалять древние посты в соцсетях? Правильно сделали. Если бы мой профиль в действительности заказал конкурент или человек, который хочет втереться в доверие, то в отчете было бы не только описание моей личности. В него включили бы смоделированные ситуации, которые могут возникнуть во время переговоров или общения. В них эксперт дал бы прогноз моему поведению: какова вероятность, что в конкретной ситуации я поступлю определенным образом или скажу ту или иную вещь?

Анализом сторонних людей бизнес-профайлинг не ограничивается. Иногда топ-менеджеры крупных компаний сами «заказывают» себя у экспертов. В подобный аудит не входит анализ внутренних личностных конфликтов: профайлеры не психологи. Состоятельные люди, находящиеся у власти, готовы платить за то, чтобы узнать, есть ли у них вербовочная уязвимость (а если простыми словами – почва для шантажа). И здесь профайлеры могут найти и указать на важные моменты в биографии. А также оценить, насколько человек «наследил» в интернете и помочь почистить его историю. На выходе это не обнуляет потенциальные угрозы для человека, но вооружает его информацией о собственных слабых местах.

Анна с Артемом рассказали ещё много интересного, но вывод, по большому счету, один: в эпоху соцсетей и развивающегося искусственного интеллекта инструментом познания человека может стать что угодно, вплоть до плейлиста «Яндекс.Музыки»: «Мы размышляли перед встречей, включать ли в музее ваш плейлист, но решили не пугать», – говорит Артем. Я благодарю их за проявленное великодушие: «Мальчик-бродяга» Андрея Губина звучал бы неуместно в окружении профиля Гитлера и фотографий жертв Чикатило.