Владислав Лантратов: Это небольшая, но очень непростая и важная для меня работа. На этом спектакле мы сами ставили хореографию своих номеров «на себя». То есть получилось, что я был сам себе хореограф. Поначалу мне было очень сложно, меня буквально «корёжило», я не понимал, что мне делать, с чего начинать, кем быть и как существовать, какой рисунок и стиль танца мне нужен. Песня написана на слова Рыжего, и балетному артисту, даже не хореографу, надо было себя вписать в неё. Начиная работать над номером, я ещё не видел декораций и не представлял, какая будет эстетика, в каком стиле решен спектакль. Ещё не общался с партнерами по постановке, не понимал сверхзадачи. Но начал пробовать работать, понял, чего я хочу, в каком направлении построить номер, чуть-чуть отпустил себя, стал посмелее – и мало-помалу что-то нащупал, что-то получилось. Было трудно, но очень интересно.
«Город, который воспитал Рыжего, по сей день чтит поэта»
Сложно ли было работать в биографическом спектакле?
Максим Петров: Мне, наверное, было проще, чем другим участникам, потому что я действующий хореограф. Я, в отличие от них, уже три года не танцую, только ставлю балеты, и для меня «Б.Р.» стал первым выходом на сцену за довольно долгое время. Мой номер – в том моменте спектакля, где говорится про Вторчермет – место, где жил Борис Рыжий. У меня в руках на сцене лист жести – он символизирует этот район. Нужно было с ним поработать так, чтобы стало понятно, что это символ места, из которого поэт пытался уйти, но оно его «держало». От этого образа и выстроилась хореография: этот лист жести постоянно накрывает. Танец я выстраивал вокруг этой задачи и внутренних ощущений: могу ли я относиться к этому неодушевлённому предмету как к живому. И строить сцену как прощание с людьми, которые жили в этом месте. И действительно: за тот небольшой отрезок времени, пока я нахожусь на сцене, по сюжету многое меняется, самое главное – отношения.
Почему вы вообще решили взяться за эту задачу — при вашей загруженности, множестве больших постановок?
М.П.: Я люблю поэзию – разную – и довольно много её читаю. В начале нынешнего сезона в день рождения Рыжего в Екатеринбурге, в баре «Самоцвет» устроили чтение его стихов. Пришли и деятели культуры, и просто друзья владельцев бара, и все читали стихотворения Рыжего, которые им близки. Было интересно смотреть, как город, который воспитал Рыжего и хранит его культ, по сей день чтит поэта. В этом было что-то очень для меня близкое. Когда спустя полгода автор идеи проекта Вера Борисенкова предложила участвовать в нём, я подумал – почему бы и нет? Мне интересен поэт, и мне интересно, как это может соединиться в театральное представление: драматический актёр, воспоминания Рыжего, его поэзия, музыка и танец. Так что мной руководил личный интерес.
В.Л.: Я согласился участвовать, потому что мне интересно окунаться во что-то новое и неизведанное для меня. Я не был знаком с творчеством Бориса Рыжего, стыдно признаться, до прошлого лета (2024 года), когда ко мне обратились организаторы этого проекта и мы начали общаться. В итоге у нас получилось что-то действительно настоящее. Мы все – все, кто работал над спектаклем – стали свидетелями рождения, живого воплощения искусства, как бы банально это ни звучало. У нас получилась некая междисциплинарность – поэзия, музыка, голос, драматическое начало, танец.
Я понимаю, что для вас важно, чтобы все было «по-настоящему».
В.Л.: Рыжий вообще очень настоящий. Но одно дело — это он сам, а другое дело — это мы, люди, которые спустя двадцать с лишним лет встретились, вдохновились им и по мотивам его стихов решили что-то создать. Сейчас другое время, мы живем в другом городе и других обстоятельствах. Нужно отдать должное организаторам, которые смогли собрать хорошую команду, смогли этот исторически сложный материал понять и переработать.
Этой весной вышло два нашумевших условно биографических спектакля: «Б.Р.» и балет «Две Анны», причем это самостоятельные проекты. Отмечаете ли вы такой тренд в академическом танце?
В.Л.: Да, причем эта тенденция появилась давно и активно развивается, она не нова. Это интересно. Но я всегда, как это бывает с самостоятельными проектами с участием академических артистов, волнуюсь за качество продукта. Каждая постановка должна быть полностью продумана, а не «тяп-ляп» – придумали, собрались и пошли.
М.П.: Мы не знаем, сколько история «съела» разных балетов, не сохранила до наших дней. Может быть, нужно копаться, находить их. Я, к сожалению, не историк танца, но думаю, что такие спектакли были всегда: посвящались известным лицам или важным событиям. Первыми приходят на ум «датские» спектакли, которые ставились к праздничным датам, в том числе при российском дворе, когда балет только-только появлялся в России. Пожалуй, балет всегда был около политики: скажем, Франция при Людовике XIV показывала свою мощь, в числе прочего, посредством танцевальных представлений, в которых участвовал сам король. Может быть, сейчас балет даже в меньшей степени политизирован в плане сюжетов, чем раньше.
Театр, который занимается танцем, во всех смыслах идёт в совершенно разные стороны. Кто-то ставит балеты на классической лексике: то, что называется байопиками, либо новые редакции классических спектаклей. Кто-то придумывает новые сценарии, по которым заказывается новая музыка. Абстрактный балет тоже никуда не исчезает. Вопрос в том, что интересно конкретному автору и конкретным заказчикам – фестивалям, театрам и частным продюсерам.