Три виллы
Человек во всём белом—поварском колпаке, переднике, форменной курточке и шейном платке—осмотрел лежащие на столешнице продукты, взял широкий нож, со значением взвесил его в правой руке и произнёс, уставившись на меня: —Берёшь пару ломтей засохшего пресного тосканского хлеба, вымачиваешь их в воде с винным уксусом; мелко рубишь помидоры, огурцы, лук, базилик; смешиваешь всё это с отжатым хлебом, добавляешь соль, перец, оливковое масло; делаешь двумя ложками кнели из получившейся массы, выкладываешь их на тарелку, украшаешь листиками базилика. Это называется «панцанелла», тосканский хлебный салат. Всё понял? Я кивнул. —Ну, тогда давай попробуем сделать. Я буду показывать, ты повторяй. Аттилио, шеф ресторана гостиницы Villa San Michele, положил куски сухаря в воду, взял помидор, разрезал его на четыре части, вычистил семечки, молниеносно накрошил каждую четвертинку, потом проделал то же самое с огурцом, луком, листьями базилика. Вскоре панцанелла была готова. То есть, конечно, его панцанелла была готова, а моя всё ещё находилась under construction. Я ведь не мог крушить овощи с такой же скоростью, что и Аттилио. Я даже соль с такой скоростью сыпать не мог. Я мог бы с этой скоростью и этим ножом отрезать себе пальцы, но разве мои пальцы могли заменить прекрасный хлебный салат? Я медленно и со значением шинковал продукты, аккуратно отжимал разбухший в воде мякиш, тщательно смешивал, подсыпал, наливал, украшал, пробовал, снова подсыпал и подливал; и делал всё это до тех самых пор, пока моя панцанелла не стала напоминать панцанеллу моего учителя. Потом мы делали с Аттилио домашние папарделли из грубой муки, соус к пасте из разных трав (розмарина, шалфея и базилика) и, наконец, тирамису. И ведь совсем неплохо получилось! Мы (я и ещё три ученицы) даже рискнули всё это—и панцанеллу, и папарделли с травами, и тирамису—съесть за обедом. Нам накрыли в монастырской галерее, и четверо официантов исполнили ритуальный танец работников общепита. Они водили хоровод вокруг стола, синхронно поднимали начищенные колпаки с наших тарелок, взмахивали салфетками и жонглировали мельницами для перца. Впрочем, шоу было предназначено не только нам. За соседними столами представление давали с таким же пылом, только подавали там не кривые самодельные папарделли, а что-то «a-la carte». Справа от нас тянулся к собеседнику будущий французский президент Саркози, за другими столами перешёптывались английские аристократы и сицилийские князья; русские олигархи что-то нервно кричали в свои мобильные; японцы доставали из сумок Louis Vuitton цифровые камеры, чтобы оставить на память кусочек июльского дня, зной и солнечную Флоренцию, что лежит у подножия того холма, к верхушке которого пять веков назад прилепился монастырь, превратившийся однажды в гостиницу Villa San Michele.
Вначале действительно был монастырь—со спланированным Микеланджело фасадом, с обширным парком и часовнями в нём, с садом и огородом, с большим домом, где жили братья-монахи. А потом на Апеннины явился Наполеон, и спокойной монастырской жизни пришёл конец. Император стал отбирать у церкви земли, и братья—пока и до них не дошёл черёд—решили подобру-поздорову оставить свою обитель на вершине холма и переехать подальше от бонапартова ока, в деревню. Так и сделали, оставив дом с фресками, сад, огород, обширный парк и галерею, откуда открывается такой славный вид на Флоренцию—на колокольню Джотто, купол Брунеллески, башню Синьории, кресты Санта-Кроче, на сверкающую в свете полуденного солнца реку Арно. Дом долго пустовал, микеланджеловский фасад осыпался, а парк постепенно превращался в лес. Потом аббатство кому-то продали, тот кто-то его перепродал, потом новый хозяин перепродал братский приют ещё раз, и так продолжалось до тех пор, пока бывший монастырь не оказался в руках семьи Шервудов, владельцев знаменитого поезда «Восточный экспресс» и одноимённой гостиничной компании. Фасад Буонарроти отреставрировали, монашеские кельи объединили по две-три в нормальных размеров номера, в саду обустроили бассейн и десяток вписанных в ландшафт вилл. В трапезной с «Тайной вечерей» устроили ресторан, в домике садовника, часовне и на складе лимонов—апартаменты, в огороде—огород. В галерее поставили столы, и в доме появился ещё один ресторан, с видом. Для reception и стойки консьержа оставалось лишь одно место—рядом с алтарём, а потому сегодня регистрируют гостей и делают им хорошо там, где раньше служили святую мессу. Даже исповедальня пошла в дело—из неё получилась отменная телефонная будка. В общем, благодаря наполеоновской секуляризации и решительности Шервудов, старый монастырь превратился в новую, почти безупречную гостиницу. Почему «почти»? Так ведь гостиниц без недостатков не бывает. В этой, к примеру, слишком вкусно кормят—а ведь это никакое не достоинство! Объясню. Во-первых, вкусно кормить в Тоскане—не хитрость. Бери себе свежие овощи, лучшее на свете оливковое масло, кьянину—знаменитую тосканскую говядину, смешивай, подавай к столу вместе с вином кьянти из Монтальчино или Болгери—и все дела! Попробовали бы готовить плохо. Именно поэтому хорошая кухня здесь, в Тоскане, никак не может считаться достоинством того или иного заведения. Во-вторых, хорошая готовка противоречит (вернее, противоречила в тот момент) тому образу жизни, который постарался привить мне доктор Анри Шено из Мерано, в гостинице которого Grand Palace Hotel я провёл неделю накануне. Там меня кормили листиками салата, шашлыком из тофу, пророщенным рисом, поили морковным соком; обмазывали грязями, поливали из брандспойта. Там я оставил шесть килограммов и приобрёл знание о раздельном питании и о вреде всего жирного, жареного, солёного, мучного и вообще съедобного, а тут такое! В-третьих, отменная готовка моего нового друга Аттилио ди Фабрицио вызывает привыкание и, как следствие, нежелание спускаться с холма и обследовать городские рестораны. А что это, как не лень? Лень в чистом виде! Приехать во Флоренцию и просидеть безвылазно на Villa San Michele? Как это можно назвать достоинством гостиницы? Типичнейший недостаток, да ещё какой!
Впрочем, не так всё плохо! Просто помните, что каждые полчаса от монастырских ворот отходит микроавтобус. Пятнадцать минут требуется водителю на то, чтобы довезти вас вниз, в город, на площадь Республики—к той самой галерее, по которой разгуливает доктор Лектор в фильме «Ганнибал». Ещё пять минут потребуется вам, чтобы дойти до улицы Торнабуоне, где сплошные Gucci и Prada, где дворец Ferragamo, где Bvlgari и прочая Bottega Veneta. Кстати, консьерж San Michele может (за дополнительную плату, конечно) организовать встречу с геммологом (специалистом по камням) у Bvlgari, и вы наконец-то узнаете всю правду о лучших друзьях девушек. А ещё он, консьерж, может позвонить мексиканке Анхеле (вообще-то она Анна-Мария де Лос-Анхелос), и на то время, что вы проведёте во Флоренции, а не в монастыре, у вас будет свой персональный shopper, то есть человек, который лучше вас знает, что вам надо и где это продаётся. Ко всему прочему, консьерж сможет без очереди запустить вас в галерею Уффици. Но это так, факультативно: что вы, Леонардо и Боттичелли не видели? В отличие от коллекций Dolce&Gabbana, Леонардо&Боттичелли не меняются сезон от сезона—так чего на них смотреть! Однако шутки в сторону. Уффици и галерея Академии, где настоящий, а не тот, что перед Синьорией, Давид—из обязательной программы. Как и посещение виноградников. Уже знакомый вам консьерж наловчился организовывать походы в Болгери—туда, где делают ваше любимое вино Sassicaia; в Монтальчино, в замок Банфи—там производят отменное Брунелло ди Монтальчино; в Гайоле ин Кьянти, где в подвалах на ферме Капанелле дожидается своего часа Chianti Capanelle. Обычно такая поездка занимает целый день—от рассвета до заката, а может и затянуться—кто же знает, сколько вин вы продегустируете и где решите переночевать.
Моё путешествие на виноградники затянулось на сутки. Оказалось, что ферма Капанелле, куда я отправился по совету консьержа, принадлежит всё тем же Шервудам, что Villa San Michele и весь остальной Orient Express. Сначала гостиничные магнаты купили просто винное хозяйство, позже превратив его в сельскую гостиницу, вернее, в гостевой дом с дворецким, кухней, обширными подвалами и виноградниками вокруг. Кто-то останавливается в Capanelle на пару дней, иные—на неделю-другую (как мои соратницы по кулинарным курсам в San Michele); мне предложили переночевать, и я легко согласился. После перенесённой дегустации жарким июльским днём никуда уже не хотелось ехать. Хотелось, наоборот, болтаться, точно поплавок, в бассейне и разглядывать тосканские холмы, гулять по виноградникам, слушать колокола деревенской церкви и чувствовать себя героем «Украденной красоты» Бертолуччи. Вечером по совету дворецкого я отправился в какую-то харчевню. Я забрался на холм, съехал с узкой асфальтированной дорожки в просёлок, пропылил по нему километров пять и обнаружил в конце дороги небольшую старинную деревню; не деревню даже, а традиционный тосканский укреплённый хутор—с крепостными стенами, церковью, постоялым двором и тратторией, которую легко можно было найти по запахам и гулу голосов. Запахи источала кухня, а шум—многолюдные местные семьи, собравшиеся отужинать за большими столами. Когда я вошёл внутрь заведения, шум на секунду смолк: местные, как по команде, повернулись в мою сторону, оценили, а потом вернулись к своим разговорам. Я уселся в углу, и уже через пару минут на моём столе оказалась бутылка местного кьянти, а вслед за ней—панцанелла (не хуже моей!), доска с тосканскими колбасами, кростини (поджаренные куски хлеба с помидорами или чем-нибудь подобным) и паштет из печёнки, который надо было намазывать на тосты, сдобренные сладким вином. Потом были паста с бараниной, овощи с гриля, телятина; и вот уже путь до моей комнаты в Capanelle начал казаться настоящим путешествием. Хотелось пересесть за один из больших столов, выпить с этими прекрасными людьми ещё кьянти и спросить их, как же получается, что они едят всё это каждый божий день и не толстеют? И где же, собственно, справедливость: живут они в лучшей стране на свете, едят лучшую на свете еду, делают вино, растят детей, да ещё и чемпионы мира по футболу! Ну, как же всё может доставаться одним? Хоть бы футбол нам оставили, что ли... Задавшись вопросами, на которые никто не сможет дать ответ, я незаметно прикончил своё кьянти, улучшил пищеварение рюмочкой граппы и отправился в обратный путь. Была кромешная тьма, и петляющая в лесу дорога практически отрезвила меня. Опьянение от прекрасного вина и потрясающей еды пропало, а вместе с ним испарились и дурацкие вопросы. Жить стало легче. Я вернулся в Capanelle, гремя ключами, открыл входные двери дома, пробрался на второй этаж и свалился на широченную кровать.
Наутро я спустился к бассейну, занял столик с видом на холмы, и дворецкий принёс мне фрукты, свежие булки и чай. Мысли о несправедливости снова стали буравить мои мозги... Обследовав после завтрака подвалы Capanelle, я обнаружил там кладовую-сейф, дизайн которой был явно позаимствован из каких-нибудь «Звёздных войн». За тяжёлыми металлическими раздвижными дверьми скрываются полки, а на них аккуратными рядами уложены бутылки лучших вин, которые делают энологи Capanelle. На каждой полке—светящаяся табличка с именем какого-нибудь знаменитого отеля или ресторана: римского Eden, лондонских The Ritz и Harry’s Bar, венецианского Cipriani, флорентийской Villa San Michele. Оказалось, что клиентам, покупающим у Шервуда его вина, предоставляется возможность выдерживать бутылки, не увозя их с винодельни. Когда наступает срок, и сомелье решает, что вино готово или ресторанный погреб освободился, бутылки упаковываются и отсылаются потребителю, а их место занимает новое кьянти. Мистер Шервуд умеет позаботиться не только о людях и поездах, но и о вине.
Выбрав пару бутылок Chianti Capanelle, я распрощался с дворецким и поехал по петляющей в холмах дороге обратно во Флоренцию. На этот раз я решил остановиться не на холме, а в долине, на реке, на вилле La Massa. Столь же богатый историями, что и San Michele, загородный дом был заложен в 1525 году богатой флорентийской семьей Ландини. Вилла много раз перестраивалась, переходила из рук в руки, и во второй половине XIX века даже принадлежала неким русским аристократам. Начиная с 70-х годов прошлого века, La Massa стала отелем, вошедшим в первую пятёрку флорентийских гостиниц. Восемь лет назад владельцы легендарной комачинской Villa d’Este приобрели La Massa, в течение нескольких лет отреставрировали виллу, раскрыли фрески XVI века, декорировали комнаты во флорентийском стиле и заново открыли великолепную гостиницу. Сегодня Villa La Massa—это основное здание с четырьмя башнями и обширным крытым внутренним двором, небольшой двухэтажный флигель у реки, действующая часовня и старая мельница с апартаментами, рестораном и винным погребом. Надо признаться, что и эта гостиница рождает в любом нормальном человеке ту же постыдную лень, которая обуревает постояльцев Villa San Michele. Отменный ресторан, обширная лужайка с шезлонгами, бассейн, ароматы, исходящие от розовых кустов и разогретых на солнце зарослей лаванды, расторопная обслуга и в довершение пасторальный вид на заливные луга на противоположном берегу Арно—может ли что-нибудь заставить нормального человека покинуть пределы виллы? В San Michele хотя бы панорама лежащей внизу Флоренции вызывает чувство вины, а здесь-то и этого нет! Нет тут никакой Флоренции, а есть ощущение, которое появляется у уставшего от города человека, когда он наконец-то добрался до огромной никологорской дачи или санатория ЦК, перемещённого со всем своим уютом на флорентийскую загородную виллу. Да, отсюда тоже, как и от Villa San Michele, каждые полчаса ходит автомобиль до центра Флоренции, до самого Понте-Веккио, знаменитого старого моста; и так же, как и в бывшем монастыре, консьерж в два счёта организует вам беспрепятственный проход в Уфицци, в галерею Академии, закажет стол в «Кантинетте Антинори» и организует частный просмотр бриллиантов у Tiffany или примерку у Gucci, вот только овладевшая вами лень вряд ли позволит всем этим воспользоваться. Вам, скорее, как в случае со мной, захочется перетащить шезлонг в тень огромного дерева, заказать ледяное просекко, залечь с книжкой—и никуда не спешить. Часам к одиннадцати, когда позавтракавшие туристы разъедутся на осмотр достопримечательностей, на вилле никого не останется, тогда вы сможете в одиночестве поплавать в бассейне, побродить босиком по упругой траве лужайки, полюбоваться огромными карпами, неподвижно застывшими в речной воде, съесть гаспаччо, выпить вина и наконец почувствовать себя не в гостинице, а в прекрасном, уютном доме. Ближе к вечеру длинные тени от деревьев начнут закрывать лужайку, и можно будет, приняв душ, надеть лёгкие брюки и рубашку навыпуск и, выбрав диван поудобнее, обосноваться в баре, где делают сок из арбуза, где будут подливать шампанского или носить новый мохито взамен предыдущего и где не мучают музыкой—и время до ужина пролетит ещё более незаметно. А потом—ужин. В галерее, находящейся у реки, накроют столы, зажгут факелы, расставят фонари, и старый знакомый метрдотель, перебравшийся с Сардинии, из Cala di Volpe, выйдет встречать гостей и провожать их к столам, рассказывая по пути о сегодняшнем походе повара на рынок. Будут оглушительно, заглушая пианиста, квакать лягушки, и флорентийский стейк под бутылку Luce или Tignanello покажется заслуженной наградой за всё то, что вы сегодня сделали или, вернее, не сделали за день. И будет вам счастье!
Ровно так всё и случилось со мной. Приехав на виллу, я получил номер на старой мельнице. Особенность комнаты, в которой я провёл несколько последующих дней, состоит в том, что прямо из неё, со второго этажа можно по отдельной лестнице попасть на лужайку. Удобно? Ещё как! Посудите сами: сразу после завтрака, когда солнце ещё не шпарило со всей своей южной дурью, я спустился по своей персональной лестнице—в плавках и купленной по случаю панаме—на газон, улёгся на лежак и стал загорать. Когда принесённая с собой вода почти закипела, я перетащил шезлонг даже не в тень, а в полосатую палатку, оставшуюся стоять на лужайке после какой-то свадебной церемонии, задёрнул шторы, охладился бокалом белого вина и... заснул. Через час-полтора я проснулся и обнаружил себя в восхитительном абсолютном одиночестве. На вилле не было никого, кроме прислуги. Я заказал просекко, фрукты, поплавал в бассейне, ещё повалялся в своей палатке, съел салат, поспал и не почувствовал ни единого укола совести. Мне было откровенно хорошо. А на следующий день за завтраком директор La Massa Франческа сказала мне, что никто и никогда не догадывался использовать палатку для дневного ничегонеделания, и что сегодня уже поступило несколько просьб забронировать палатку и пару шезлонгов в ней на следующие дни, и что, видимо, придётся продавать мою палатку за пару-тройку сотен в день, но для меня, как для первооткрывателя, убежище всегда останется бесплатным. Мы вместе посмеялись, но уже на следующее утро я обнаружил табличку «reserved» на моей палатке! Вот и делись с людьми лучшим.
Впрочем, даже мне вскоре надоело бездельничать. Захотелось вернуться во Флоренцию, чтобы снова увидеть купола Дуомо и собора Санта-Кроче, Леонардово «Благовещение» в Уфицци, Давида в Академии. Я заскучал по трюфелям в «Прокаччи», по запахам старой аптеки в монастыре Санта-Мария Новелла, по толпе на Торнабуоне, по бокалу Tignanello в «Кантинетте Антинори». Короче, я решил провести последние дни где-нибудь в городе и вспомнил про гостиницу, которой управляет семья моего московского друга Марка Франкетти. Когда-то Франкетти владели палаццо Ка’Доро в Венеции (дед Марка подарил дворец государству), другими примечательными домами; сегодня же от обширных владений по всей Италии осталась вилла Torre di Bellosguardo на верхушке холма Беллосгуардо чуть не в центре Флоренции. В основном здании—дюжина номеров; во флигеле живёт отец Марка Америго, в галерее—огромный какаду Кокобелло, в саду—кот Пупок, в сарае на винограднике—ослик. В прекрасном тосканском доме, никогда не претерпевавшем реконструкций или губительных реставраций, всё сохранилось ровно так, как это было пятьдесят, сто или двести лет назад. Ну, может, горячую воду пустили и в шкаф лифт на одну персону встроили. С другой стороны, постояльцы никак не могут пожаловаться на отсутствие удобств: на лужайке, с которой, кажется, рукой можно достать до колокольни Джотто, выкопан бассейн, в подвале обустроен спортзал с тренажёрами. Каждое утро вечно всё забывающая старуха-кухарка накрывает в галерее завтрак со свежими бриошами, домашними вареньями, соком из своих апельсинов, яйцами из-под своих куриц. Миниатюрная дама с reception бодро таскает чемоданы по лестницам, распределяя поклажу вновь прибывших гостей по номерам, среди которых нет ни одного похожего. Вся мебель в Torre di Bellosguardo сохранилась с незапамятных времён, и даже кондиционеры не нарушили того уклада, который сложился на вилле в эпоху, когда вентилятор был роскошью. В гостинице нет кухни, но, если гости решили не спускаться вечером с холма, повар из ресторана Alla Vecchia Bettola, притулившегося внизу, приготовит что-нибудь восхитительно-простое, и парень на мотороллере мигом доставит горячий ужин в Torre di Bellosguardo. С другой стороны, пешее путешествие вниз, в город, лежащий у холма, может доставить удовольствие. И какое! Сначала надо пройти мимо огородов, сквозь виноградник (здесь делают своё вино и оливковое масло), открыть замотанную проволокой калитку, миновать загон для миниатюрных лошадей, потом конюшню и выйти на городскую улицу, неожиданно возникающую за воротами всей этой колхозной идиллии. И зачем при этом жить где-то в центре—в суете, зное, среди толп туристов, носящихся по магазинам и музеям, когда до палаццо Питти отсюда ходу всего-то минут пятнадцать!