Превыше всего
В ОЖИДАНИИ СЛУГ
«МОЖЕТ БЫТЬ, МИСС ХОЧЕТ чего-нибудь выпить? Джин-тоник, виски, белое вино?"—слуга в доме главы Всемирного банка в Нью-Дели ненавязчиво спаивал меня с самого утра. Трое других мажордомов ближе к полудню уже убрали комнаты, уложили тёплые вещи в багаж, опрыскали громоздкие трековые ботинки влагонепроницаемым спреем, накормили всех завтраком, напекли в дорогу имбирного печенья и расставили деревянные городки на идеально гладком английском газоне. "На посошок" англичане играли в крокет.
Концентрация на игре мне не давалась. В мозгу навязчиво ёрзала мысль о слугах, а в крови расцветал угнетённый ген русской помещицы. Эти шустрые индусы предугадывали все желания, постреливая благоговейно-покорными взглядами. Я с нетерпением ждала момента, когда через сутки, в Гималаях, количество приставленных ко мне «душ» разрастётся до восемнадцати.
Мои английские друзья обожали походы. Это был их излюбленный способ свалить с плеч тревоги и проблемы. Неутомимо шагая в гору, они забывали о прошлом, оставляя в реальности лишь природу и вдохновение, мозоли и ломоту в мышцах. Для подзарядки «севших батареек» места правильнее Гималаев не придумаешь, так что долина Куллу манила нас будоражащей красотой и энергетикой.
Вся походная рутина ложилась на плечи носильщиков, на нашу долю оставались одни только эстетические наслаждения и физические муки: ежедневные семичасовые переходы по камням, сильно в горку и несильно под неё, иногда в дождь, среди изгибов ландшафта, среди снежных пиков и снующих под ногами бурундуков. Не экстрим, не спорт—практически богемная прогулка, дополненная одышкой и нежеланием отстать.
СПЯЩАЯ ИНДИЯ
НАБИТЫЙ ПЕЧЕНЬЕМ и шерстяными носками джип ехал по ночному Дели, как по полю боя после решающей битвы. Повсюду на тротуарах лежали серые в цвет асфальта тела. Картинка напоминала стоп-кадр из будущего, где в одно мгновение население Земли скосила неведомая болезнь. Однако столичные жители просто спали. Спали там, где на них снизошла дремота. Женщины в сари, мужчины в костюмах-двойках, дети и старики, не удосужившиеся даже расстелить под собою газет.
За рулём сидел Майкл Картер. Когда-то он возглавлял Всемирный банк и в России, четыре года жил в Романовом переулке и коллекционировал получаемые в подарок водочные наборы. В его коллекции были охотничье ружьё с рюмками-пулями, Кремль с бутылками-башнями и портфель с отсеками для гранёных стаканов. Его сыновья—Эндрю и Стивен, что сидели со мною сзади, были выпускниками экономического и исторического факультетов Кэмбриджа и отменно ругались русским матом.
Жена Майкла Дженни везла с собой в недельный поход собаку, Стивен—скрипку, сам Майкл—пятитомник био-графий английских шпионов.
Носильщики ждали нас в 700 километрах от Дели, в деревушке по соседству с Манали, до которой тошнотворно петлял немыслимо опасный, однополосный серпантин с сыпучим краем. Внизу бежала мутно-зелёная горная река, и рассевшиеся на обочине мартышки с совершенно осмысленным видом кидали в неё острые камушки.
По улицам деревеньки, среди продовольственных лавок, лотков с шерстяными изделиями и сараев с вывесками «Internet/STD/ISD/PCO» шатались шаромыжного вида европейцы. C дредами до ягодиц и грязными лбами, они походили на сикхов, и, казалось, стоит задрать любому из них саронг, как под ним окажутся умертвляющие мужскую плоть грузы. Мусор, горбатые буйволы, стога соломы на дряхлых телегах, хаотичность движения, буйство красок и звуков, какие, если верить Гессе, должны были сливаться в один непрерывный «Ом-м-м»... У подножия гор Индия была ещё лишь Индией.
НОСИЛЬЩИКИ
НАША СВИТА СОСТОЯЛА из восемнадцати носильщиков, обутых, несмотря на обещанный где-то наверху снег, в резиновые вьетнамки. Носильщики бодро взвалили на хилые спины шпионские тома и футляр с хрупкой скрипкой, а заодно наши рюкзаки, собственные пожитки, семь палаток, два тента, походную кухню с кастрюлями и котелками, газовый баллон, запас питьевой воды и продуктов на целых семь дней, с десяток «спальников» (в том числе дополнительных—вдруг леди озябнет), пледы, подушки, тазы, керосиновые лампы и раскладную столовую со столом и пятью стульями. В общей сложности килограммов двести.
Исчезли портеры быстро. Чтобы не портить пейзаж и к нашему приходу разбить лагерь. Без ботинок для треккинга и альпенштоков, навьюченным караваном они передвигались со скоростью, в два раза превышающую нашу. Шагали по местам, в которых Николай Рерих полжизни искал Шамбалу, параллельно рисуя простенькие картины. Одну из них на аукционе Sotheby’s продали за $2,2 миллиона. В долине за перевалом, где оказаться мы должны были не раньше, чем через неделю, навязчивой идеей маячил дом-музей Рериха и залитая солнцем Шимла с уютными номерами и плотным индийским завтраком в знаменитом отеле Cecil Oberoi неподалёку от резиденции британского вице-короля.
Пока же в лагере накрывали на стол. Столовая под открытым небом располагалась на лужайке у края обрыва с видом на окутанные лунной дымкой скалы. Уютно потрескивали свечи, подушки на стульчиках с пледами ждали измождённых гостей. Где-то там, внизу, остался покрытый дождевой испариной посёлок с шатким подвесным мостом через бурлящую пропасть, и люди, снимавшие обувь перед входом в белеющий храм. В ногах гудела приятная усталость. Голова кружилась то ли от кислорода, то ли уже от высоты и его недостатка. Голод скручивал живот.
Не хотелось ни мусса из морских гребешков со спаржей, ни фаршированных каштанами кабачков. Урчащий желудок требовал пищи столь же брутальной и простой, как происходящее. Следом за лепёшками чапати на столе появился суп-крем из овощей, за ним «русский салат» с кукурузой, за салатом курятина в соусе карри, тушёная чечевица, печёный картофель, спагетти с овощами, банановый пудинг и поп-корн—как будто повар не знал, какой кто был национальности, и хотел угодить всем народам сразу. На завтрак кормили тостами с мёдом, арахисовым маслом и джемом, омлетом и «глазуньей», печёными овощами, блинами, кашей, кукурузными хлопьями, поили по-индийски приторным чёрным чаем.
«Вы знаете, что в Советском Союзе человеку в походе полагалось 200 граммов еды в день?"—сказал кто-то моим голосом и неприлично икнул.
ФЮРЕР И КОНОПЛЯ
ШАГАТЬ ПО КАМНЯМ было приятно. Когда моросил дождь, испещрённые мелкими прожилками булыжники темнели и становились похожими на халву. Вокруг не было ни души, в ином измерении остались шум и грязь. Других «белых» по дороге не попадалось. Хотелось раздобыть пробковый шлем, чтобы окончательно почувствовать себя первопроходцем. Все топали зачарованно и молча.
—Пусть это будет буква «Г»,—первым нарушил молчание Майкл, оглядев всех довольно хитро.
—Ты не слепой любитель эпоса?
—Нет, я не Гомер,—ответил он на вопрос Дженни.
Все Картеры любили эту игру. Карабкающийся впереди нашей группы гид прибавил звук на портативном радио—с утра до вечера он слушал репортажи с чемпионата мира по крикету. Когда-то завезенная англичанами игра порабощала всё свободное время индусов, умудрившихся за столетие стать в ней непобедимыми.
—Ты не русский писатель с длинным носом?—подал голос один из выпускников Кембриджа.
—Не, я не «Гогол».
—Не немецкая актриса с хриплым голосом и выщипанными бровями?
—Нет, не Гарбо.
—Не деспот, снаряжавший экспедиции в Гималаи в поисках тайных знаний?—спросила, наконец, я.
—???
—Попался!—я заработала право задать первый прямой вопрос.—Ты мужчина или женщина?
Во второй четверти ХХ века Гитлер и впрямь отправлял в Гималаи «шпионов"—целые экспедиции с целью разведать, где находятся источники сильных энергий. Сегодня шерстят Гималаи отряды из граждан Израиля и комиссаров индийской полиции. И те и другие ищут растение Genus Cannabis. Первые—дабы собрать урожай, вторые—дабы его уничтожить.
На небольших плоскогорьях вместе с кустами конопли вырастают и индийские дети. Примотанные платками к мамкиным спинам, младенцы смотрят, как родительницы обрывают растения и трут пахучие шишечки зелёными от работы руками. На тех же спинах они привыкают к маршруту сбыта, чтобы однажды перенять эстафету. Любой бизнес в Индии—дело семейное.
БЕЗУМНЫЕ ШВЕДЫ
КАЖДЫЙ ВЕЧЕР в живописном уголке, выбранном для стоянки, носильщики ставили пять комфортабельных палаток—у каждого из нас была своя, индивидуальная,—и одну простенькую, синего цвета, с ямкой внутри. Находиться в ней вечером с включённым фонарём было крайне неосмотрительно.
Перед сном и с утра пораньше у входа в палатки появлялись тазы с горячей водой. Актуальность их день ото дня возрастала—с увеличением высоты становилось заметно холоднее. На четвёртые сутки внезапно пошёл снег.
Через щели деревянной стены домика можно было отчётливо разглядеть припрятанные лыжи, пять пар.
—Это безумные шведы,—произнёс Мадан-Лал, наш проводник.—Каждый год эти богачи прилетают сюда из Дели на собственном вертолёте, чтобы кататься и играть в выживание.
—Как это «играть в выживание»?—спросил Майкл, впервые за долгие часы оторвавшись от третьего тома шпионских биографий.
—А вот так. Спят вповалку в этой комнатушке, топят печку, рубят дрова, а когда хотят есть, один из них встаёт на сноуборд и с ружьём за спиной едет стрелять горного козла или горную курицу. Как пристрелит, сообщает по рации свои координаты, и за ним прилетает вертолёт.
—Местные их любят,—Мадан-Лал упивался рассказом.—В прошлом году у шведов расплавились оставленные рядом с костром ботинки, так деревенские сделали им унты из овечьих шкур. Кстати, вам они тоже передали маленький сувенир.
Унтами подарок и не пах, зато пах руками гималайских женщин. Ими он и был, видимо, сделан на одной из высокогорных плантаций. Майкл постеснялся принять подарок при сыновьях; сыновья, давясь от обиды, постеснялись Майкла. Сувенир так и остался у портеров.
Пение носильщиков разносилось по окрестностям. В пещере под деревянным домиком, отбрасывая первобытные тени на холод камня, они заворожённо покачивались в такт ритму, пока Стивен не взял в руки скрипку. Через полчаса весь дом спал.
ПОСЛЕДНИЙ КРИКЕТ
В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ в моей палатке обнаружилась мышь. Белая, как в греческом зале. «Мадан-Лал, только не нужно её убивать,—великодушно просила я проводника, озарённая внутренним светом гималайского миролюбия.—Просто поймай её бейсболкой и выбрось наружу». Но Мадан-Лал не зря всю неделю слушал сводки новостей о крикетных баталиях. Память странная штука. Каждый раз, когда меня спрашивают о Гималаях, я вспоминаю, как долго по звёздному небу летела белая полевая мышь.—RR