Русский размер
Я до сих не пойму, что меня привлекло. Ну, самое длинное автомобильное соревнование в мире, семнадцать тысяч километров. Но ведь без горячей еды, туалета, душа и туфель на шпильках... Потому как зима.
Но я согласилась. Хотя бы потому, что, кроме Москвы и Петербурга, не знала своей страны, что становилось почти неприличным. К тому моменту, когда один знакомый банкир предложил влиться в команду в гонке-приключении «Экспедиция Trophy», я сидела за рулём всего как девять месяцев — в американском паркетном джипе. С коробкой-автоматом, само собой. Но «Мурманск — Владивосток» подействовало на меня. Я даже завела дневник.
22 февраля
Мурманск
1950 километров от Москвы проехали за двадцать семь часов. Пять я рулила, и это катастрофа! Машина тяжёлая, как паровоз, но, в отличие от последнего, неуправляемая. Сама по себе весит пару тонн, а тут ещё две исполинские запаски, домкрат вполовину моего роста (он называется хайджек), шесть ящиков еды, сумки с вещами, внушающая ужас бензопила, два топора ей в помощь, шесть запасных амортизаторов, колёсные цепи (похожие на вериги), сандтреки для эвакуации из глубокого снега и 350 килограммов шурупов, гаек и отвёрток. Само собой, косметичку взять не разрешили: перегруз.
Издали Мурманск романтичен. С холма на изгибе однообразной трассы открывается вполне себе вид на распластавшийся внизу город. Это как в картинной галерее, когда бежишь мимо портретов неуловимо однообразных людей, а за поворотом вдруг — «Явление Христа народу». Заснеженный портовый город с дымящими трубами, разноуровневым пейзажем, облепленным, как морской камень, ракушками домов, с горами на горизонте, с ледоколами и грузовыми портовыми кранами...
23 февраля
Мурманск — Петербург
В мурманских ресторанах отменно готовят кабанятину. Белоголовая медовая с перцем добавляет ей пряности и способствует пищеварению в условиях зимней спячки. Чему она не способствует, так это раннему подъёму. Уже в шесть утра выезжаем в направлении маяка на озере Белокаменное. Оттуда по взмаху флага под музыку и назидания мегафона в 9.00 стартует гонка.
Из 37 автомобилей, что колонной движутся в сторону озера Малый Вудьявр, два раскрашены «под зебр». Это наши машины. Говорят, будем «проходить спецучасток». Всё, что я об этом знаю — необходимо надеть сапоги...
Озеро Малый Вудьявр слоится, как торт «Наполеон». Вода покрыта метровым льдом, лёд — снова водой, и поверх всего этого — шапка из снега. Вооружившись лопатой, сандтреками и досками, я готовлюсь к худшему. Но, ко всеобщему удивлению, на финише мы четвёртые. Проваливаясь по колено в снег, к нашей машине бежит улыбчивый негр-репортёр в кроличьей ушанке, причём бежит прямо из анекдота. «О-о, я так рад!» — кричит он на ломаном русском. — «Болею за Trast!» — «Отчего ж так, сударь?» — «Как?! Зебры, Африка!»
24 февраля
Мурманск — Петербург
За сутки я побывала в Кировске, Апатитах, Мончегорске, Ловозере и Кандалакше. Везде фотографировалась. «Экспедиция» — забавная штука.
С одной стороны, я занимаюсь тем, что Пётр Вайль удачно назвал «проносом глаз по свету», с другой — адреналин зашкаливает. Из-за этого я совсем не сплю. К тому же, когда тут спать, если постоянно приходится позировать. То у музея гномов, то рядом с выставкой кольских саамов. У обелиска в честь 600-летия города Куркиёки, затем у памятника академику Персману, потом в деревне Сяргилахта, где снимались «А зори здесь тихие» и «Холодное лето 53-го». Я бы очень хотела сказать, что фотографов вдохновляла моя красота — но нет, таковы были всего лишь правила «Экспедиции». Надо собирать вещдоки прохождения трассы. Кстати, в команде я была нужна не за тем, чтобы варить борщи и кипятить чаи. Просто я в экипаже единственная умела прокладывать маршруты и вести навигацию по электронным картам в лэптопе. Не зря же я пропустила миланские распродажи, осваивая компьютерные программы...
25 февраля
Петербург
Поспала час на настоящей кровати в настоящей гостинице. После трёх дней в машине час сравним с недельной программой в Spa на острове Ломбок.
Питер несвойственно приветлив. Прямо на Дворцовой выстроились на старт все машины участников. Прохожие щёлкают нас мобильными телефонами. По покрытой снегом брусчатке снуют капитаны с заданиями в конвертах, велосипедисты с флагами «Экпедиции» и запряжённые кареты, тоже с флагами «Экспедиции». Сутолока, как в «Саду наслаждений» Босха. Кульминация в полночь: глава питерского ГИБДД под фанфары поздравляет нас с 70-летием ГИБДД.
За превышение скорости штрафуют уже за углом.
Однозначно, Босх...
26 февраля
Москва
Моя бабушка однажды проговорилась, в её молодость свальный грех звали «ромашкой». У нас тут идёт этап с аналогичным названием — в смысле, «ромашка». Он помогает избежать свалки на выезде из Москвы. Это такая смесь экзамена с эстафетой: раньше справишься — раньше покинешь столицу. Тянешь со стола карточку, читаешь: «Легендарный дом советской элиты, известный огромным количеством мемориальных табличек на фасаде», — и едешь фотографироваться у Дома на набережной. Привёз снимок, тяни другую карточку — и отправляйся к Микояновскому мясокомбинату, Речному вокзалу, музею Пушкина. Ночью обрыдший пейзаж становится вдруг неожиданно интересным.
А вообще, всё происходящее напоминает игру.
Настоящие разве что мешки под глазами.
27 февраля
Москва — Пермь
На Пермь едем через Рязань, фотографируемся. После Нижнего Новгорода придётся выбирать, держать курс на Казань (по трассе с фурами
и засадами ГИБДД), на Йошкар-Олу (по дороге, состояние которой никому неизвестно) или на загадочный Киров. От постоянного сидения ноют коленки. Однообразный пейзаж средней полосы вводит в транс. Снежный пчелиный рой в ночном свете фар. Монохромные в зимнем пейзаже деревни. Говорить про состояние дорог — дурной тон.
Наш капитан уверен, что «главное — хорошо провести время». Будь я членом совета директоров банка, меня бы, наверное, тоже не особо интересовал главный приз в 10 кг золота 999-й пробы...
28 февраля
Москва — Пермь
До Перми ещё 1 100 км, до финиша этапа 12 часов, наша средняя скорость 83 км/ч. Успеем?
Дорога на Киров, хоть и петляет, но ровная и сухая, фур нет, едем быстро. Успеем!
Господи, не успеем! Прости меня, что я ела на ночь, что материлась на гаишника, прости. А если бы не он, мы бы так и ехали дальше. Спасибо, что он нас оштрафовал и сообщил, между прочим, что через 200 км трасса закончится. Святые слова: «Какая разница, что там у вас на карте — недостроили, и всё тут!» Поворачиваем обратно...
Почему мы в Череповце? Я ничего не понимаю, где это? Зачем я заснула, кто за меня навигировал?.. Теперь у моего окна стоит поддатый мужичок и демонстрирует чудеса осведомлённости: «Моста через реку нет. Какая разница, что там у вас на карте». По-моему, я это где-то уже слышала...
Я прохожу через четыре стадии Боба Фосса из фильма «Весь этот джаз». Злость, отрицание, торговля с судьбой (если успеем, я перестану покупать ненужные вещи), потом последуют депрессия и смирение. «Но есть ледовая переправа», — говорит вдруг мужичок. Доторговалась...
Ледовая переправа перешла в «зимник» — глубокую колею в снегу, оставленную колёсами грузовиков, вывозящих из здешних мест лес. При скорости 30 км/ч на ухабах подпрыгиваем так, что в Перми придётся менять амортизаторы. Капитан уже 15 часов за рулём и больше не считает удовольствия в жизни главным...
Несёмся 140 км/ч. За два часа не сказано ни слова. Глаза на дорогу, пальцы крестиком.
Как дураки, финишировали первыми. Наверное, соперников гаишники не останавливали.
1 марта
Пермь — Новосибирск
Сегодня почувствовала себя мужиком. В преддверии спецучастка под Екатеринбургом самостоятельно надевала на колёса цепи. Сломала четыре ногтя, исцарапала руки, перепачкалась в глине, но проклятые застегнула. Грязно выругалась и вытерла пот со лба. Спецучасток выдался знатный: с полуметровым слоем снега и скрытыми под ним канавами, глубокими ровно настолько, чтобы автомобиль застрял и не мог выбраться.
Из-под колёс нашей забуксовавшей машины били фонтаны снега. Я плюхнулась на колени, провалилась в сугроб и принялась копать до одурения, пока кто-то не оттащил меня за воротник. Машина взревела и выехала на финишную прямую. Путаясь в собственных ногах и чувствуя, как прилипли к телу три слоя потной одежды, я бросилась ей вдогонку и, задыхаясь от восторга, упала в объятия банкиров, чтобы визжать, радоваться и вести себя глупо. Никогда бы не позволила себе такого дома, на людях, в Москве...
2 марта
Пермь — Новосибирск
Эффект подводной лодки даёт о себе знать наглядно. Изо дня в день я торчу в закрытом пространстве с одними и теми же людьми. Устала стараться им нравиться, учусь быть самой собой.
На этом этапе мы «ловим» поезд «Экспедиция». На трёх разных станциях фиксируем своё присутствие у 9-го вагона.
Тюменский вокзал миниатюрный и уютный. Такой же, как сам город. Улочки чистые, без каши из химикатов и грязи, неизменно покрывающей зимой Москву. Тротуары огорожены столбиками с цепочками, здания вечером подсвечиваются и отражаются в ледовых скульптурах, украшающих все площади. Я бы здесь осталась и родила много детей. Не осталась.
3 марта
Новосибирск — Иркутск
На одной из деревенских дорог случилась пьяная авария, погибли люди, и нам пришлось остановиться, чтобы помочь раненым. Три недели назад на курсах первой медицинской помощи я потеряла сознание из-за картинок в учебнике анатомии, а сегодня делала искусственное дыхание и массаж сердца трупу.
Моё красноречие заканчивается так же быстро, как стеклоомыватель в бачке под капотом.
5 марта
Иркутск — Чита
Набрали на балл меньше других: не сфотографировались в Новосибирске у городских часов. Обидно. Ночевали на Ольхоне (остров на Байкале), вповалку в актовом зале деревянной школы: банкиры, хирурги, спортсмены, журналисты, предприниматели и просто бездельники — все вместе, на пыльных матах, кое-как укрывшись спальниками. Вариантов просто нет.
Байкальский лёд прозрачен, как небо, с пузырьками воздуха, замёрзшими в его толще. Теперь у нас есть время зафиксировать проносимые по миру глаза. Задержать их на скалистых диковатых берегах с вмёрзшим прибоем. На торосах. На сопках. Есть время попробовать на вкус гигантские сосульки в ледяных пещерах и полежать на пузе в надежде разглядеть через лёд случайную рыбу. Есть время пересечь поперёк замёрзший Байкал — целые 100 километров, полагаясь на ненадёжную пустоту льда.
6 марта
Чита — Хабаровск
Наверное, так болеют нарколепсией. Внезапные короткие приступы сна накрывают меня в любое время в любом месте. Так спят грудные младенцы или собаки. Открываю глаза, и всё как всегда: лежащая дорога, несущиеся вдоль неё снежные ёлки, стопки карт на пыльной приборной панели и знакомый голос из рации: «Правый. Девяносто. На третьей».
Трасса «Чита — Хабаровск» — несбыточная мечта. Как барселонская Sagrada Familia, она, видимо, никогда не будет достроена. Название у неё соответственное: «Проект Амур». Полоса асфальта длиной в 25 километров появляется ровно два раза, из-под колёс летят камни, и даже зимой столбом стоит пыль. По этой трассе перегонщики праворульных машинок гонят из Японии и Кореи обклеенные снаружи поролоном и пенопластом старенькие «мазды», «ниссаны» и «тойоты». И им странно, что кто-то едет навстречу. Россия всё же странная. Забыть не могу сибирского парня, что всё почёсывал затылок, глядя, как мы роемся под капотом забарахлившей машины. Всё метался, думал, чем помочь. И, наконец, — искренне так, от души, спросил: «Слышь, мужики, а нашу-то уже пробовали?» И протянул нам колбаску гашиша величиной с палец. Хотел что-то сделать, но не знал, что. А Россия, напротив, знает что, но не хочет.
Быстрее бы Владивосток. Ужасно хочется крабов!
8 марта
Владивосток
Крабы и правда вкусные. Варёные, жареные и в собственном соку. Чужую победу мы отмечаем плотно. У маяка в бухте Золотой Рог чествуют команду юнцов из Екатеринбурга. В отличие от нашего экипажа, вложившего в участие $90 000, свой автомобиль они собрали сами за $1 000 из металлолома и б/y запчастей. Но, мне кажется, что так и должна выглядеть справедливость.