Шкаф со скелетом
В общем, мне захотелось побывать на Берегу Скелетов. Откуда-то название пришло на ум, и в тот момент, когда я планировал очередную поездку в Африку, оно вдруг проросло, и я выпалил агенту:
— А, вот хочу ещё на Берег Скелетов!
Агент, у которого уже все двадцать пять перелётов были рассчитаны, даже не стал спорить, и спустя неделю я уже летел в Намибию, где, собственно, Берег Скелетов и находится. Перелёт до Каира, оттуда — до Йоханнесбурга, потом — до Виндхука, намибийской столицы, затем уже на 12-местной Cessna — до Дамараленда, земель племени дамара, и, наконец, на Берег Скелетов: 500-километровую полосу пустыни Намиб, с севера ограниченную рекой Кунене и границей с Анголой, с запада — Атлантикой, с востока — взгорьем, а с юга — руслом реки Угаб.
На последнем отрезке пути пилот решил показать нам (к «скелетам» летели ещё пятеро) пункт назначения со стороны океана, и мы увидели изрезанный яростными волнами Берег, поначалу — с высоты — не оправдавший названия и ожиданий. Пустыня обваливалась в Атлантику широким пляжем, никаких скелетов видно не было, пейзаж напоминал Нормандию. Казалось, сейчас пойдут городки и устричные фермы, и в этот момент пилот обернулся и сказал:
— Добро пожаловать на Берег Скелетов. Мы пересекли границы концессии Wilderness Safaris, и теперь на полутора миллионах гектарах пустыни никого нет. Вам лучше сразу подружиться!
Ещё четверть часа — и мы были на месте. Самолёт проехался по взлётной полосе в клубах пыли и остановился у шеста с полосатым колпаком. Неподалёку, за руслом высохшей реки, мы увидели палатки. Это и был Skeleton Coast Camp, наше пристанище на ближайшие дни. От лагеря тотчас отделился лэндровер песочного цвета с установленными на крыше дополнительными креслами.
Когда автомобиль доехал до полосы, мы смогли разглядеть пассажиров — как тех, что были привязаны ремнями к креслам на крыше, так и тех, что благоразумно сели в салоне. И те, и другие размахивали руками и смеялись. Отчего они были так счастливы? От того, что, наконец, улетали?
Веселящиеся пассажиры высыпали на полосу и окружили водителя, чернокожего парня в кожаной шляпе, шортах цвета хаки, тёплом свитере и сандалиях на босу ногу. Они рассовывали ему по карманам купюры и обещали вернуться. Столь же шумно американцы (а это были явно они) похватали свои сумки, прокричали что-то типа: «You are in trouble with this man, guys», загрузились в самолёт и стали махать нам ладошками из иллюминаторов. Мы помахали в ответ. Водитель снова занял своё место за рулём и сказал:
— Следующий самолёт через пять дней. Меня звать Барриер, я ваш гид, водитель, повар и официант.
В это время Cessna, вызвав новую песчаную бурю, взлетела и взяла курс на запад, в сторону океана.
На месте нас встретили влажными полотенцами, ледяным чаем и бланками соглашений, которые дают на подпись в любом африканском лагере; за окном — звери, насекомые, рептилии — и ответственность за поведение львов или змей не хочет брать на себя ни один организатор сафари.
В обмен на подписи нам показали, как пользоваться фонарём и сиреной, проинструктировали на предмет воды (её тут не хватало, а потому даже холодную воду в душе надо собирать в ведро). Мы стали представляться друг другу. Трое оказались норвежцами (немолодые родители и их 36-летний сын), двое — американцами, вернее, американками (одна из начальниц Всемирного фонда охраны дикой природы и студентка, помогающая африканцам разводить огороды). Ну, и я.
Вскоре Барриер загрузил нас в свой лэндровер и повёз на рекогносцировку. Мы ехали по песчаной колее, потом — по каменистой дороге и, наконец, въехали в огороженную огромными гранитными булыжниками площадку, прямо посреди которой наш Вергилий стал сооружать нечто вроде бара. За считанные минуты из ниоткуда появились стол и стулья, контейнер со льдом, блюдо с закусками (билтонг — вяленое мясо куду и страуса, крекеры, какие-то ещё разносолы) и разнообразные бутылки. Так же споро Барриер нарисовал палочкой карту Намибии — прямо на песке — и пригласил нас прослушать краткий курс истории, географии и биологии своей страны.
Начинался закат. Наши тени стали удлиняться, пока не достигли булыжников и не исчезли. Солнце зашло. Ни зверь, ни птица, ни Барриер не тревожили тишины. В этот момент не было даже ветра, и только льдинки в коктейлях слегка позвякивали. Так наступила первая ночь в пустыне.
В кромешной темноте мы вернулись в лагерь и вскоре собрались за столом. Барриер, толстая повариха и весёлая официантка стали представлять меню. Повариха говорила по-английски, официантка — на языке дамара (наречие с четырьмя невоспроизводимыми кликающими звуками), наш гид — на химбу.
Следующим утром я будто бы проснулся в родной Прибалтике. Весь лагерь был затянут туманом, и местные дюны были словно из Юрмалы. Казалось, что метрах в пятистах — море, что туман скрывает сосны и что повариха вынесет к завтраку свежий творог и банку сметаны. Было даже ощущение, что на улице дождь. Но нет, это плотный туман конденсировался на любых поверхностях, включая мои очки и кончик носа. И никакого творога!
После кофе Барриер предложил нам загружаться в лэндровер, предупредив, что обед назначен в пустыне. Мы обмотались одеялами и поехали. Куда — определить было почти невозможно: туман по-прежнему окутывал нас.
Барриер аккуратно держался колеи, пытаясь следовать ею даже в тех местах, где дорога была засыпана песком. Наш водитель никогда не объезжал дюны, но поднимался на их гребни, чтобы обнаружить с другой стороны от путешествующего по пустыне бархана следы проложенной ранее дороги. Во время исполнения одного из таких трюков машина хрюкнула и застыла.
Вообще-то, что Барриер — шофёр не самый умелый, было понятно с первого взгляда. Ну, скажите, какой водила со стажем будет прилюдно ругать и унижать автомобиль? А наш то и дело хлопал машину по приборному щитку и восклицал: «Эх, лэндровер, лэндровер!» Естественно, лэндровер отвечал нелюбовью. Хорошо, что ещё работала рация, а потому Барриер смог вызвать подмогу.
Уже через час подогнали новый лэндровер, мы продолжили путь. И вскоре оказались на берегу океана, на, собственно, Береге Скелетов. Песок и впрямь оказался усеян огромными позвонками китов, выбеленными скелетами морских котиков, а также огромным количеством пенопластовых поплавков, вынесенных холодным течением Бенгуэла.
Рискуя добавить свои останки к уже имеющимся, я скинул с себя одежду и ринулся в волны. Я был готов к ледяной воде, но, вопреки ожиданиям, вода оказалась сносной, градусов 20, только, понятно, мутной. Обратная волна пыталась утащить в пучину, но я, заразившись какой-то непривычной удалью, плескался в Атлантике, изумляя соратников и гида. И даже потомки викингов, бравые норвежцы не поддержали меня в этом безумстве!
Закончилось без происшествий, нимб над головой пылал.
Следующие полсотни километров мы гнали по пляжу, то и дело натыкаясь на останки китов и котиков. Название Берега начинало себя оправдывать.
Завидев впереди колонию котиков, Барриер остановился и предложил нам пообедать:
— Давайте сделаем это сейчас, пока ветер не несёт на нас запахи колонии.
Долгая дорога, пески, купание, вид океана — всё это так возбуждало аппетит, что мы бы возжелали и непроваренного рису, а тут нам были предложены такие разносолы, что ни о чём другом не стоило бы и мечтать. Впрочем, Мариус всё-таки нашёл возможность помечтать:
— Барриер, скажи, а рыбачить тут у вас в океане можно?
— Почему же нельзя, попробуй! Я могу взять в следующий раз удочки и наживку.
На том и порешили. Скажу сразу, что парой дней позже Барриер выполнил обещание, а Мариус действительно наловил рыбы. Минут за пятнадцать норвежец трижды закинул снасть в океан и трижды вытащил по здоровенной рыбине. Ни Барриеру, ни даже отцу Мариуса не удалось повторить подвига викинга. Мы, кстати, тогда зажарили рыбин прямо на костре, и, смею утверждать, то была самая вкусная рыба изо всех, которые я пробовал на своем веку.
После обеда мы обследовали колонию котиков, потом поехали в глубь континента смотреть сложенную из агатов гору (тут есть и такие!), солончаки, сделали — в общей сложности — круг в 300 километров, и в темноте уже валились от усталости. Как же хорошо я спал в ту ночь (!) несмотря на жуткий холод (под одеяло мне засунули две грелки) и завывание ветра.
А на следующее утро мы снова двинулись в путь. На сей раз — в сторону от моря, к местным аборигенам из племени химбу. Полдня мы провели в деревне, выстроенной кочевниками прямо посреди пустыни. Мужчины где-то вдалеке пасли стадо, а женщины и дети проводили время в самом пекле, в сложенных из веток и обмазанным навозом хижинах, по форме напоминающих северные иглу. Натёртые животным жиром и охрой дамочки раскрывали нам секреты красоты, а дети — весёлые и независимые — трогали за волосы, за часы, за объективы камер.
— Уапендука (как поживаете)? — спрашивали нас.
— Науа (хорошо)! — отвечали мы хором.
Так и общались.
Честно говоря, все те дни, что мы провели в пустыне, пролетели незаметно. И это не фигура речи, это чистая правда. Как заведённые, мы мотались по пустыне, наматывая на спидометре сотни километров. Мы взбирались на дюны и скатывались с них на задницах, издавая неприличные звуки; мы ловили рыбу и жарили её на костре; мы, засев в засаде, наблюдали за грациозными пустынными слонами, за страусами, за ориксами; мы ездили в каньоны, в которые редкие, но бурные потоки когда-то давно нанесли глину и сложили из неё настоящие замки. И мы не встречали других туристов, но только красных от охры химбу да однажды старателей с аметистовой шахты.
И были счастливы.
А потом за нами прилетел самолёт, и дальше наши пути расходились. Норвежцы отправились наблюдать за носорогами, студентка — разводить огороды куда-то на границу с Анголой, американка из WWF — совещаться с коллегами, а я — в страну племени дамара, где говорят на странном языке с четырьмя кликами.
Организация поездки: www.ulysse.ru