Грибы с глазами
Ещё в прошлом году я рассказывала всем вокруг, что охота — страшно модное занятие. И элегантное, конечно. Понятно, почему — когда-то она была доступна только членам избранного круга. Я брожу по английским замкам, смотрю на потемневшие портреты предков нынешних хозяев с любимыми собаками и понимаю, что это часть особой, изысканной жизни. Театрализованное зрелище — шум, одежды, позументы, лошади, замки. Приключения! Всем хочется прикоснуться. Теперь всё определяется не красотой лошади или охотничьей своры, а ценой оружия и автомобиля, но принцип тот же. Густая смесь азарта, острого удовольствия и прикосновения к чему-то постоянному, вечному, к традиции.
Так я думала в прошлом году. А в этом моя подруга Александра объявила, что расстаётся со своим молодым человеком именно потому, что он бесконечно заставляет её ездить на всякие эксклюзивные охотничьи сборища. Усталость по поводу охоты я наблюдаю всё чаще. Хотя в России именно женщины всегда охотились с особой страстью. Одна царица Елизавета чего стоит! Какие интриги, наверное, возникали вокруг того, пригласит она на свою охоту или не пригласит... Но в наше политкорректное время модницы всё чаще воротят от охоты нос. Александра признаётся, что не хочет больше смотреть в глаза убитым животным. «Я мяса вообще не ем. Да и он тоже давно интересуется вегетарианством», — говорит она. Вегетарианство и минимализм в еде нынче гораздо в большей моде, чем охота. Но я убеждаю Александру, что в охоте главное не добыча, а азарт. Ведь ей нравится, когда у молодого человека горят глаза?
Мы вместе стараемся придумать, как бы направить этот азарт в другое русло, чтобы паре всё-таки не расставаться. В французском языке слово «охота», «chasse» относится не только к псовой, соколиной и прочим высокоадреналиновым видам. Грибы здесь не собирают, за ними идёт охота. И на улиток тоже охотятся. Но по лицу Александры я понимаю, что улитки не пройдут... И какие зимой грибы, грустно спрашивает она. Бывают грибы, успокаиваю её, и ещё какие: в охоте за ними есть и азарт, и денежные ставки, и даже собаки нужны. Трюфели! Ты бы только видела, как волнуются псы, и что происходит на торгах, а помнишь, как пахнет этот гриб-вонючка, только что вытащенный из земли? Прелой травой, лесом, острой радостью. Едем!
Мы берём билеты в Дром, в самые трюфельные места. Это верхний Прованс — не тот, о котором пишет Питер Мейл, с его лёгкой руки наводнённый толпами туристов, но такой же заросшии лавандой и выветренный мистралем. Кстати, где лаванда, там чаще всего и трюфели. Дело не только в красоте: пока трюфели зреют, лаванда даёт урожай и приносит доход. Вы можете начать с Валанса, — объясняю я как заправский гид — пойдёте в ресторан к Анн-Софи Пик, всё-таки три звезды, он у тебя гурман, ему должно понравиться... Мы едем по виноградникам Кот-дю-Рон, я показываю, какие здесь можно проводить дегустации. Заезжаем к Анри Буру, в замечательное хозяйство, где принимают, как в семейном доме, и даже дают велосипед, чтобы проехаться по маленьким деревенским тропинкам. Его жена угощает нас омлетом, пахнущим весенним лесом.
Александра приободряется, дегустации и свежий деревенский воздух — уже кое-что, но торопит меня перейти к трюфелям. Они тут везде, в любом ресторане.
А что, если нам проехаться по тамплиерским местам? Здесь повсюду жили рыцари Храма, в замках, прицепившихся к самым вершинам гор, добраться туда — тоже целое приключение. И охотились, кстати, в этих же самых местах. Здесь до сих пор водятся кабаны и даже олени, — уговариваю я Александру, — и пернатая дичь, и вообще это настоящие альпийские предгорья...
Но она больше не желает слышать об охоте на животных, говорит, мы же за трюфелями сюда приехали. Итак, мы отправляемся в Ришранш. Средневековая деревня с узкими улочками, а на площади — главный трюфельный рынок Франции. Здесь стоят машины с автомобильными номерами Перигора и Италии — покупают, чтобы потом выдавать за свои. Вокруг трюфелей столько борьбы, соперничества и интриг, что даже с ружьём в руках не всегда такое почувствуешь. А азарт! Пора узнать, наконец, что это такое, и мы идём к Жилю Эму. Жиль здесь, в Ришранше, трюфельном царстве, сам себе король. У него такие трюфельные рощи, ещё от деда, что местные только закатывают глаза. Жиль для них с одной стороны свой, всё-таки трюфайо в пятом поколении, а с другой, слишком много у него новшеств, продаёт грибы в Америку и Австралию. Но ферма старая, вернее, старинная. И собаки, как в старину, лежат у огня, у хозяйских ног, а не грустят на псарне, за колючей проволокой. («Зачем проволока, — спрашивает неопытная Александра одного трюфайо, — чтоб не убежали?» «Чтобы не украли!» — отвечает тот. И называет сумму с несколькими нулями — цену трюфельного учёного пса.)
Мы, наконец, идём в рощу, Жиль выдал нам любимую, опытную собаку. На сапоги налипает грязь, собака напрягается, у неё словно вытягивается нос, она роет лапой под деревом — нет, не то, бежит дальше. И вот первый гриб, а потом второй, грязные, в земле. Я смотрю, как Александра забывает про маникюр, как снимает перчатки, подносит гриб к лицу, вдыхает запах. Она уже не чувствует, сколько весит земля на наших сапогах. Сильный ветер. Жиль недовольно говорит — мистраль, — а нам нравится, он приносит запах близкого моря. В тепле, у камина, Жиль соскребает грязь с гриба и нарезает из него тонкое карпаччо. К нему — только что подогретый хлеб и местное, дромское оливковое масло, АОС. Что ещё нужно трюфелю? Я смотрю, как Александра ревниво спорит с другими охотниками, утверждая, что её гриб весит больше, и что у него более совершенная форма. Еле уговариваю её, что пора уезжать...
Уже в городе спрашиваю — ну что, думаешь, подействует? Заменит? «Знаешь, пусть охотится, — неожиданно говорит она, — там ведь тоже всё так увлекательно, и лесом пахнет...» Я вижу, как у неё горят глаза.