Философия вкуса

Промышленный дизайнер, заведующий кафедрой British School of Design в Москве, основатель компании Design Zavod

Я из Пьемонта, из городка Бьелла. Долго жил в Милане, учился в Миланском политехническом университете, в Германии, Шотландии, Японии. В России работаю уже пятый год. Приехав, я понял, что промышленный дизайн находится здесь в большом упадке. За пять лет многое изменилось, появились Sretenka Design Week, «Винзавод», 4−5 хороших дизайнерских агентств. Но уровень не тот: мало инициативы и почти нет конкуренции. Многие люди, даже студенты бизнес-вузов и серьёзные деловые люди, говорят: «Зачем мне дизайн? Он не нужен. Я пробурил скважину, качаю нефть и этого достаточно». Надеюсь, что с вступлением России в ВТО придёт понимание: хороший дизайн — не излишество, а основной показатель успеха в бизнесе.

• Люблю итальянский дизайн послевоенной эпохи. Я много говорил об этом времени со своими бабушками и дедушками. Тогда у людей было много энергии. После тяжёлой войны они хотели всё восстанавливать и создавать что-то новое. Придумывали простые, но гениальные вещи: появились Vespa, Fiat 500. Это был великий исторический момент в мире дизайна. Я думал, что в России в 90-е годы произойдёт нечто подобное — но нет, не случилось.

• В Италии сейчас в этой сфере тоже не лучшие времена. Промышленность в кризисе, молодёжь почти не находит себе применения. Даже Pininfarina переживает экономические проблемы, что говорить о других?

• Удивляюсь тому, насколько в России любят чёрный и коричневый цвета. Почему? Жизнь же цветная. Однажды я попросил студентов сфотографировать, что они видят из окна спальни. И все фотографии были серо-коричневые. Видимо, это определяет вкусы и предпочтения людей.

• Я заметил, что в Италии роскошь связана с культурой и знанием в гораздо большей степени, чем в России. Мы готовы платить за дорогой чемодан ручной работы, но только потому, что его делают конкретные люди в конкретном месте, и мы знаем, что каждая такая вещь уникальна. То есть её ценность — человеческая, а не материальная. В России всё наоборот. Тут зачастую более важно показное, экстравагантное. Поэтому здесь мало красивых вещей. Этот менталитет мне совсем не близок. С другой стороны, это не тенденция последнего времени. Любовь к яркому, вычурному была в России всегда, во все эпохи. Достаточно вспомнить ювелирный дом Фаберже.

• В основном я работал в автомобильной индустрии, от легковых машин класса люкс Carrozzeria Castagna до проекта 15-метрового пожарного транспорта особого назначения, а также вёл исследовательскую работу для компаний Giugiaro и Pininfarina в Политехническом университете.

• Главное в дизайне то, что он создаётся для людей. Поэтому особенно важно интересоваться людьми, понимать их, угадывать их мысли. И не бояться пробовать новое. Это секретный рецепт итальянских дизайнеров. Они никогда не сдаются, не говорят, что ничего не получится. Такая идея? Хм, сложно, но мы попробуем! Вот это и есть продвинутое мышление.

АЛЕССАНДРО КОРСО

Потомственный портной. Постоянно работает в Москве, шьёт костюмы на заказ для клиентов бутика Raschini

Я молодой портной, не боюсь уезжать с насиженного места, поскольку хочу меняться и расти. Я люблю учиться, мне нужна новая энергия, поэтому я оказался в Москве. Стараюсь больше общаться с русскими и меньше с итальянцами, чтобы вжиться в страну, понять её людей. Мне важно полное погружение. Разве что скучаю по итальянскому кофе. Но постепенно учусь пить чай.

• Я потомственный портной. Мой отец — хозяин ателье Ago d’Oro («Золотая иголка») в Сан-Ремо. Всем, что я умею, я обязан ему. Помню, с детства меня поражала работа отца, я любил смотреть, как он снимает мерки, раскраивает, шьёт. Сам начал шить в 13 лет. В 15−16 боялся признаваться друзьям, моим ровесникам, что я шью. Не хотел, чтобы надо мной смеялись. Но со временем друзья увидели, что я модно одет, сам могу сшить себе необычный пиджак или стильные брюки, и стали просить меня сшить что-нибудь и для них.

• Я единственный из трёх братьев, кто стал портным. Наверное, потому, что был способным. Отец это сразу заметил и начал выделять меня, давать работу. С ним я работал до 23 лет, потом уехал в Милан учиться на модельера, работал в Yves Saint Laurent и больше 8 лет в Brioni.

• Портные — люди завистливые и очень ревнивы к своей работе. Но у меня нет секретов. Наоборот, мне бы очень хотелось, чтобы у меня был ученик, которому можно передать мастерство, как это в своё время делал отец. Мои дети ещё слишком маленькие, 1 и 4 года. Профессия умирает, ручная работа становится редкостью. Но сейчас в Италии она востребована. Мне каждый месяц поступали предложения, пока я не перешёл в Raschini.

• Мужчины-портные, как повара, в своей профессии лучше, чем женщины. В Италии женщины если и шьют в ателье, то одни брюки, это самая простая работа. Их так и называют — pantalonaia. В пиджаке есть сотни нюансов, это высокое искусство. Настоящий пиджак требует от 28 до 32 часов работы.

• Портному надо уметь моментально считывать особенности фигуры человека. Нужно быть психологом, чтобы завоевать доверие клиента, понять, что он за человек, и если он не знает, чего хочет, подсказать лучший вариант. Я всё время учусь. Никогда не говорю: «Я понял». Потому что знаю, что завтра появятся новые технологии, новые изобретения, и всё будет иначе. Надо иметь открытое мышление, не переставать учиться. В этом суть ремесла.

• Если положить перед русскими отрезы двух хороших тканей, они всегда выбирают самую дорогую. И не обязательно самую красивую. Эта своеобразная мания величия ярко выражена у русских. Даже больше, чем у арабов. Русские любят быть заметными. В этом смысле в Италии всё иначе. У нас особая культура, свой стиль. Ни у кого нет такого вкуса, как у итальянцев. Думаю, этому нельзя научиться. Это как умение готовить пасту. При этом у нас есть что-то общее с русскими. За два месяца жизни в России я ещё не понял, что именно, но чувствую, что в культурном плане мы очень близки.

УИЛЬЯМ ЛАМБЕРТИ

Шеф-повар, бренд-шеф двух ресторанов Ginza Project и совладелец ресторана Uilliam’s

Я живу в Москве с 1997 года. Когда я приехал, это был совсем другой город. Помню, встретивший меня таксист постоянно останавливался и поливал лобовое стекло водкой, чтобы не замерзало. Раньше русских отличали неприветливые взгляды. Сейчас они стали другими. Русские стали много путешествовать, разбираться во многих вещах, в том числе в хорошей еде. В этом они сильно отличаются от итальянцев, которые, куда бы ни приехали, будут есть только итальянское. А зря, они так много теряют!

• Ни в одной стране мира, кроме Италии, нет ресторанов настоящей итальянской кухни. Это аксиома. За границей другие продукты, иной менталитет, отличаются вкусовые привычки. Это очень важно иметь в виду, когда открываешь итальянский ресторан. Любая мелочь имеет значение. Например, в России мы используем меньше уксуса. Здесь люди не привыкли к нему в таких количествах, как в Италии.

• Всё, что касается еды, связано с модой. Уже давно в моде домашняя еда. Ещё один актуальный тренд — фермерские продукты. Многие рестораны используют натуральные и, что важно, местные продукты. Мы тоже работаем с русскими фермерами. И мне это нравится.

• Русская кухня не так плоха, как считают сами русские. У вас много прекрасных продуктов. Например, кефир. Такого напитка больше нигде нет, его сейчас многие копируют. Я использую кефир для ферментации теста. Многие клиенты пьют его на завтрак. Вообще, молочные продукты здесь гораздо вкуснее, чем в Италии.

• Дома мы едим русскую еду. Готовит чаще жена, а она русская, значит, готовит то, что умеет лучше всего. Я так привык к русской кухне, что, приезжая в Италию, очень скучаю по ней. Особенно по супам каждый день. Я полюбил здесь все супы, но больше всего борщ и мясную солянку. Ещё я люблю пельмени — может, потому, что по вкусу они напоминают наши тортеллини и равиоли.

• Чисто национальной гастрономии не существует нигде. Говорите, борщ — украинский? Но едят и готовят его в российских домах. Значит, это русская еда. Оливье — тоже русский салат. Итальянская кухня испытала огромное количество внешних влияний: испанцы, французы, немцы, арабы — все привнесли немного своего.

• Неправы те, кто говорит, что русская кухня умерла после 1917 года. Это раньше, до революции её не было, тогда русская еда была лишь вариацией на тему французской гастрономии. Русская еда появилась именно благодаря СССР.

• От человека, просто умеющего готовить, профессионального повара отличает интерес к людям. Приготовить пару блюд на обед сможет практически каждый. Для повара важнее другое: понимать и принимать людей, их вкусы, запросы, традиции. Люди приходят в ресторан, чтобы поесть, а не болтать со мной. Я сам не люблю публичность, но стараюсь пообщаться с клиентами, что-то посоветовать.

• Я выучил русский язык за два года. Конечно, это было сложно. Но я считаю, что это очень важно, — говорить с гостями на одном языке.

Фото — ИВАН КУРИННОЙ