Подлинные эмоции: почему виртуальный мир не в силах соперничать с реальным?
Пока мировые СМИ кричали о цифровой трансформации, а визионеры предрекали, что будущее за смешанной расой полулюдей-полуроботов, азиатские миллениалы скупали остатки того самого, обесцененного IT- философами, материального мира: коллекции вин из старых европейских погребов, старинный японский фарфор и керамику, современное искусство, коллекции сложной часовой механики Patek Phliippe. Мировой рекорд цены обновила сумка Hermès Birkin из нильского крокодила с палладиевой фурнитурой – 137,5 тысяч фунтов стерлингов (без малого 14 млн рублей по нынешнему курсу).
Как бы ни развивалась дополненная реальность, Брейгель Старший на стене в гостиной, идеально подогнанные костюмы из тонкой шерсти, увесистые Patek Philippe с минутным репетиром и вечным календарём, шампанское в тонком бокале Riedel, запонки Fabergé, – пока мало что сравнится с удовольствием от обладания материальными подлинниками.
А что творится с билетами на «Щелкунчика» в Большой театр? Постановка 1966 года вызывала в конце 2020-го такой ажиотаж, будто увидеть па-де-де Маши и Принца это всё равно что получить первое причастие в новой IT-эпохе, одновременно сделать прививку от ковида и старости. В балет ринулась даже старейшая страховая компания нашего рынка, «Ингосстрах». В разгар своей цифровой трансформации «Ингосстрах» становится генеральным спонсором Большого да ещё и участвует в новом проекте – Молодёжной программе балета Большого театра. Зачем страховщикам понадобился балет? Вероятно, по той же причине, что и доски старых мастеров, и сумки Hermès, и увесистые Patek Philippe, и стальные тяжеловесы одемаровских Royal Oak – идеальная выверенность линий, красота форм и пропорций, точность и чистота движений.
В последние годы балет Большого заметно подрос – в прямом смысле слова на авансцену вышли танцовщицы подиумных статей – и стал заметно атлетичнее. Чтобы найти тела с идеальными пропорциями и баллоном (способностью прыгать, зависая в воздухе), руководитель балета Большого готов часами сидеть на просмотрах молодых талантов из регионов, чтобы отобрать лучших для участия в Молодёжной программе.
Что это даст публике? Повод надеть белую рубашку, новый смокинг и выгулять спутницу в новом вечернем платье? Как минимум три с половиной часа приятного забытья, где нет IT-трансформаций, человекороботов и дополненной реальности, где всё подлинное, живое, материальное, годами отрепетированное, «из ног в ноги» переданное мастерство солистов, идеальные перестроения кордебалета, романтическая идея спасения души вопреки обстоятельствам хаоса и гибели внешнего мира.
Эта устойчивость академического танца к переменам (балет во Франции смог пережить не одну революцию и пару мировых войн, в России – 1917 год, мировую, гражданскую и Великую отечественную, но даже заядлые коммунисты Мао и Фидель Кастро, посещая СССР, в обязательном порядке шли на балет в Большом) пришлась по душе самому, пожалуй, романтичному ювелирному дому нашего времени – Van Cleef & Arpels. Ювелиры, ставящие изящество прежде всего, не могли остаться равнодушными к балету. Историческая встреча наследника владельца дома с хореографом Джорджем Баланчиным, в юности выступавшем на сцене Мариинского театра и бывшего питомцем Дягилева, произошла в Нью-Йорке. Поклонник идеальной симметрии и гармонии, Баланчин, конечно, оценил красоту и чистоту mistery settings и изящество дизайна Van Cleef & Arpels. Так в 1967 году на свет появился балет «Драгоценности», благодаря спонсорству компании достигший сцены Большого в 2012 году.
Пока Большой театр не догадался продавать билеты на аукционах, а мог бы попасть в топы годовых рекордов наряду с коллекцией вин из долины Луары и сумкой Birkin из нильского крокодила.
Фото: Архивы пресс-служб