Женский Восток: что показывают в экспедиции, в которую не берут мужчин
Эм Мохаммад смотрела на меня из окна, её чёрная паранджа сливалась с мраком комнаты. Снаружи слепящее солнце пустыни освещало бескрайние пески и грубо слепленные дома c бетонными и глинобитными стенами. Раскалённые лучи обрушивались на мою голову, обдавая всё вокруг нестерпимым жаром. Но в маленьком оконце были лишь прохладная тень и её глаза.
Затем она открыла дверь, приглашая меня войти без единого слова или жеста. Уголки её глаз дрогнули, я не могла видеть её губ, но решила, что она улыбается. Я вошла в узкую дверь, затем через двор в комнату. Здесь силуэт её платья чётко выделялся на фоне яркой палитры красок – оранжевых цветов на розовых обоях, домотканых ковров с красными, зелёными и жёлтыми треугольниками, блестевших золотом занавесок на окнах. Глаза наконец привыкли к полумраку, и я смогла рассмотреть Эм Мохаммад. Каждый раз, когда она моргала, её ресницы касались верхнего края никаба, закрывавшего переносицу. А её руки, маленькие, но крепкие, виднелись из рукавов, обшитых кружевами с мелкими жемчужинами. Эта женщина явно ценила красоту. Она достала хну и знаком пригласила меня сесть.
Здесь, на просторах иорданской пустыни Вади-Рам, в нескольких десятках километров от границы с Саудовской Аравией, бедуинская женщина нечасто может встретить западную туристку вроде меня. Тысячелетние традиции и жёсткие культурные нормы отрезают её от современного мира. Но мы встретились благодаря необычному предложению австралийского туроператора Intrepid Travel.
Состав экспедиций по странам Ближнего Востока, начатых два года назад, исключительно женский. Гиды – тоже женщины. Сегодня, когда культурные различия кажутся как никогда заметными, туры в Иран, Марокко, Иорданию знакомят путешественниц с жизнью местных женщин. «Мы решили организовать туры, которые позволят проникнуть за закрытые двери и глубже понять женскую культуру Ближнего Востока. Мы создаём связи, пробуждаем эмпатию, толерантность. Этого не хватает в сегодняшнем мире», – говорит Дженни Грей, эксперт Intrepid Travel по Ближнему Востоку и Африке.
Именно эти связи помогли мне встретиться сегодня утром с Абдуллахом, двоюродным братом Эм Мохаммад. После долгого пути из Аммана до границы охраняемой зоны пустыни Вади-Рам водитель остановил наш BMW, и мы вместе с гидом Нувар пересели к Абдуллаху в запылённый Suburban. Смуглый гигант с усами в длинном белом бурнусе и шапочке для молитвы оказался улыбчивым и обаятельным. Мы тронулись вместе с небольшим караваном машин, набитых туристами, оставляя за собой облака красноватой пыли. Но вместо того, чтобы следовать избитым маршрутом с обычными поездками на верблюдах, гонками на джипах по дюнам и рассказами о Лоуренсе Аравийском, Абдуллах свернул к тихой бедуинской деревушке, где нас ждала Эм Мохаммад.
«Когда Эм Мохаммад родилась, у неё было другое имя», – говорил Абдуллах, возлежа, подобно Вакху, на подушках, устилавших полкомнаты. Он смотрел, как Эм Мохаммад рисовала хной миниатюрные цветки и точки на моих руках. «По бедуинскому обычаю женщина меняет имя после того, как у неё родится первый сын. Её имя означает "мать Мохаммада".
Услыхав своё имя, Эм Мохаммад посмотрела на меня. Я улыбнулась и на этот раз точно знала, что она улыбалась в ответ. Не отводя глаз, она сказала Абдуллаху что-то по-арабски. «Она сделает вам бедуинские глаза», – перевёл Абдуллах, когда она достала толстый угольный карандаш.
Эм Мохаммад медленно подвела мне глаза и протянула зеркало. Контур был слишком чёрным и широким по нашим меркам, но в пустыне он должен предохранять глаза от слепящих солнечных лучей. Я взглянула на чёрную подводку самой Эм Мохаммад и подумала, что дело здесь не только в защите от солнца: таким образом она украшала единственную часть лица, которую позволено видеть другим.
Ближе к вечеру мы наконец выехали в пустыню, и машина Абдуллаха, как кит на волнах, переваливалась с дюны на дюну. Пока мы добирались до Wadi Rum Luxury Camp – лагеря в бедуинском стиле с домами-куполами, оборудованными всеми удобствами, – в моей голове роились вопросы. «А какое имя было бы у Эм Мохаммад, если бы у неё родились только девочки?» – спросила я у Нувар за ужином (барбекю из ягнёнка и овощи). «Почему её дочери носят западную одежду? Им тоже потом придётся носить паранджу?»
Нувар уже привыкла к моим вечерним допросам. Мы вели долгие беседы о жизни и отношениях, о родителях и мужьях, обсуждали историю, религию, политику и спорт. Иногда её вопросы ко мне были такими же неудобными, как и мои к ней.
«Почему американцы не ездят в Саудовскую Аравию? – спросила она меня как-то за кофе. – Почему они боятся этой прекрасной страны?» Я не знала, что сказать. Не было у меня ответа и на следующее утро, когда мы узнали, что в Дании ввели запрет на ношение паранджи и никаба. «Какое им дело до того, как одеваются женщины?» – спросила Нувар. «Какое им дело?» – эхом повторила я, чувствуя себя так, будто мы стали с ней заодно.
Конечно, сегодняшнее положение Иордании неоднозначно. Это преимущественно мусульманская страна, которая на протяжении десятилетий представляла собой редкий островок стабильности на Ближнем Востоке. Кроме того, она может гордиться прогрессом, достигнутым благодаря политике королевы Рании Аль-Абдулла в отношении женщин. Королева поддерживает организации, занимающиеся образованием женщин и повышением их роли в обществе. В иорданской столице Амман есть специальный магазин, где продаются книги, запрещённые цензурой в других мусульманских странах, – от «Гордости и предубеждения» Джейн Остин до «Поступай как женщина, думай как мужчина» Стива Харви. В дорогом бутике продают ремесленные изделия женщин, добившихся финансовой независимости. При столичном ресторане Beit Sitti тремя сёстрами Хаддад открыты курсы, которые помогают домохозяйкам превратить свои природные кулинарные способности в прибыльный бизнес.
Однако других частей страны новые веяния не коснулись. В пляжном клубе на Мёртвом море десятки женщин в ярких бикини с непокрытыми головами и прекрасным загаром скрывались за толстым занавесом. Когда Нувар раздвинула занавес, чтобы показать мне эту живописную картину, я почувствовала досаду: «Почему они вынуждены прятаться?» Но Нувар меня быстро поправила: «Они просто не хотят, чтобы на них глазели мужчины. Это их выбор».
Несколько дней спустя я стояла в тени кипариса на краю обрыва, глядя на долину, расстилавшуюся южнее реки Иордан. «Вон там казнили Иоанна Крестителя», – сказала Нувар, прикрывая ладонью глаза от солнца и указывая на вершину холма, где виднелись руины древнеримских построек. На этой нестерпимой жаре мы ждали женщину по имени Халима, которую, как я слышала, считали в этих краях отступницей. Наконец она появилась. Ещё недавно такое её появление вызвало бы скандал в деревне Мукавир: она сидела за рулём автомобиля. Маленький седан подъехал прямо к нам, она распахнула дверь и с сумочкой в руке направилась к центру Бани Хамида. «Я была первой женщиной, которая начала водить машину в этих местах, – сказала она. – Община считала это проявлением неуважения с моей стороны. Но потом, похоже, все привыкли».
Менеджера центра женского ковро-ткачества Bani Hamida никогда нельзя было назвать послушной. В молодости Халима отказалась выйти замуж за человека, который говорил, что никогда не позволит жене работать. Для неё невыносимо было видеть женщин, которые не могли зарабатывать только потому, что были замужем. Поэтому она давала им работу в своём ткацком центре. Сначала её целью было мобилизовать женщин, возрождая старинное бедуинское ремесло. А потом это переросло в международный бизнес-проект.
«Вот это продаётся в Ikea, – она провела рукой по кипе чёрно-белых тканых ковров. – Женщины ткут их повсюду: во дворах, в домах, присматривая за детьми». Среди этих древних холмов женщина, которая водит машину, училась в колледже и ведёт бизнес со шведской корпорацией, – легендарная личность. Когда Халима шла по своему центру, осматривая ковры и давая указания своей команде, было ясно, что она получает удовольствие от своей роли современной женщины. И позднее, за обедом в её доме, за огромными блюдами традиционного бараньего мансафа, она рассказывала, как тяжело было идти к этой роли – от скромной мойщицы шерсти, через поездку в Санта-Фе с коврами на продажу богатым американцам, через трудности, которые пришлось преодолеть, чтобы воспитать сыновей, не понимавших, почему их мать так отличается от других. «Однажды я шла со старшим сыном, и вдруг ветром сдуло платок с моей головы, – вспоминает Халима. – Сын сказал, чтобы я немедленно покрыла голову. Он хотел быть мужчиной. Но я не согласилась. Сказала, что не буду покрывать головы. Он чувствовал себя неудобно, но ему нужен был этот урок».
Я засмеялась, представив себе маленькую полную женщину, бросающую вызов молодому мужчине. Но она посмотрела на меня и вдруг перестала улыбаться. «Что-то меняется, – сказала она. – Что-то уже изменилось».
Фото: Из личного архива автора